Война - [106]

А сейчас мы шли с задачей прижаться к Шантунгскому берегу, чтобы избежать ненужных пока встреч, и выскочить в океан, откуда скрытно подойти к восточному берегу Японии, чтобы продолжить скрытное минирование и мотание нервов в японских тылах. Как сказал бы какой-нибудь брутальный одесский бандюга в дешёвом сериале: "Не пора ли нам, брателлы, помацать мускулистой жменей за нежное трепетное брюшко эту холёную японскую бабёнку?". А я занимаюсь отработкой с Клёпой ночных полётов, которые она очень не любит, хоть я усилила возможности её глаз уже давно, и в темноте она видит лучше совы, которая говорят, больше на слух, чем на зрение ориентируется, ну да и пусть, у нас с Клёпой замечательное ночное зрение, и это главное. Но пересилить свою дневную натуру у неё не было никакого желания, вот и пришлось возиться и придумывать форму игры, которая ей понравится. Вот и летаем, мне даже нравится, висеть, как кажется, в абсолютной пустоте среди звёзд. Самое трудное это в темени определять расстояния, с которыми чувства творят невообразимые шутки, и отличить кажущееся от реального очень сложно в этой игре иллюзий и обмана, тем более, когда глаза не твои и управляешь ими опосредованно, что тоже вносит свои искажения. Так как у меня просто не хватает ресурсов в системе восприятия, я вынуждена уходить в каюту и выпускать Клёпу в иллюминатор, чтобы потом тело оставалось лежать в кровати, а я с Клёпой летала. Вот и требуется довести эти полёты до автоматизма, чтобы я могла только временами подключаться. А Клёпа летала сама по заданной мной программе, тогда возможно будет пользоваться её возможностями в боевой обстановке. Днём с этим проблем нет, вот поэтому теперь тренируемся ночным полётам. Вообще, Клёпа умница, уже практически всё у нас получается, но мне просто очень нравится летать, и я не отказываю себе в удовольствии. А к моменту посадки я поднимаюсь на верхнюю палубу, где из темноты с радостным клёкотом вдруг выныривает белая с рябой девичьей полосой грудь нашей красотки. Она умудряется точно и аккуратно примостить свои жуткие серпы острых когтей на кожаный наруч, после чего её требуется погладить, приласкать, под её урчащее довольное урканье. Верещагин так любит эти сцены наблюдать, что буквально караулит на палубе, по окончании этих ласк, когда Клёпа взбирается на свою сидушку на Дусиной холке, мы спускаемся ко мне в салон посидеть за вечерним стаканом чая. Я не оговорилась, здесь пьют чай из стаканов в красивых подстаканниках, а не из вульгарных чашек с наклеенными картинками вместо подглазурной росписи.

К сожалению, Новицкому с Кнюпфером, как они ни старались, запустить изготовление неконтактных детонаторов и донных мин с ними пока не получилось, сложностей оказалось гораздо больше, чем могли подумать. Так что у нас на борту только две пробные мины и Пётр Карлович рвался непременно лично проконтролировать их постановку, но резоны мои, а главное Макарова, сумели убедить, что ему гораздо важнее остаться в базе и заниматься запуском производства в секретном, как я уже говорила, минном цехе. Утешением ему и толчком для улучшения изделий послужили обсуждения, что очень мало есть таких мест, где сочетаются желаемая глубина и наличествует фарватер, честно сказать мы с Евгением Васильевичем таких мест нашли только два, одно в Куре, другое в Сасебо и условно есть мелкое место на проходе возле острова Осима у входа на внутренний рейд Иокогамы и Йокосуки. Чтобы оставить за собой последнее слово, Пётр Карлович стребовал с меня и Новицкого, что Семён Николаевич обязательно будет контролировать обе постановки их мин (по документам мины так и значатся "конструкции Новицкого-Кнюпфера"). К слову, мины на тележках в МТК обозвали "Мины стационарные с химическими детонаторами на салазках с роликами ускоренного установления и механизмами удобного регулирования по глубине и времени срабатывания конструкции Его Превосходительства адмирала Макарова", из-за чего щепетильный Макаров очень переживал, что у нас даже состоялся такой диалог:

— Николай Оттович, даже не знаю, как сию вопиющую несправедливость исправить теперь…

— Степан Осипович! Вы для всего флота и его минного дела, в частности, сделали так много, что это вполне законное название, в котором никакого ущемления или урона себе не вижу! Знаете, мне с лёгкой руки владивостокских инженеров "Бульба Эссена" за глаза хватает, вот уж не понимаю, почему не "Новика" или быстроходного крейсера, а моим именем? Надеюсь, что этот "Бульб" с носами моих детей ассоциировать не станут!

— М-м-да… Неловко вышло… Но с минами, я остаюсь при своём мнении…

— Знаете, мне рассказали тут историю. Вы, наверно, слышали про душ Шарко. Так вот, достоверно известно, что Шарко жалуется всем коллегам, что из-за какого-то шарлатана, желающего именем Шарко привлечь клиентов этот циркулярный душ все только его именем теперь называют, хотя он никакого отношения к нему не имеет. Только казус в том, что хорошего доктора Шарко знают только его пациенты на Баденских водах, а вот душ Шарко знают уже во всём мире![37] Так что мину Макарова сохранит история, что бы вы или я по этому поводу ни думали и ни делали! И по праву, хочу заметить, Степан Осипович!..