Война чувств - [22]

Дорога до Мытищ была вполне сносная, а вот после, до Павлиновки, — проблемная. Дорогу тоже необходимо построить, иначе его «бычки» потребуют капитального ремонта после нескольких ходок. Но эту проблему нужно решать вместе с администрацией района, у Панченко, по его заверениям, хорошие там связи, да и на губернатора области можно выйти, коли нужно будет для общего дела.

Центральная усадьба Панченко на окраине деревни занимала примерно гектар площади и была обнесена высоким железным забором. Епифанов остановил машину у железных ворот, навстречу из кирпичного домика вышел охранник в камуфляже. Судя по виду, явно не местный житель, а человек весьма сведущий в делах охраны. Он внимательно посмотрел фотографию в паспорте, согласно кивнул, и лишь после этого железные ворота отъехали в сторону.

Епифанов увидел трехэтажный кирпичный дом, окруженный хозяйственными постройками, тоже, кстати, вполне симпатичными, и только в дальнем углу центральной усадьбы стояло совсем бесхитростное двухэтажное здание. К главному дворцу вела шоссейная дорога, вдоль которой высились серебристые елочки. Перед домом бассейн, но без воды по причине холодной погоды. Машин перед входом не было, значит, они стояли в подземном гараже. Не такой уж он простой фермер, этот Панченко! Во всяком случае, эта роскошная резиденция была построена отнюдь не на кредиты под сельхозпродукцию. Интересно, зачем ему птицефабрика?

Но сразу об этом и не спросишь, тем более если у мраморных ступеней тебя встречают, помимо хозяина, две русоволосые красавицы: одна с подносом и двумя чарками на нем, другая с хлебом-солью. Какие тут вопросы, когда нужно выпить и закусить да поблагодарить хозяина за столь необычный прием. В конце концов, он же не премьер-министр!

Отослав красавиц, Панченко повел Епифанова к своей птицефабрике, расположенной за забором барской усадьбы, но огороженной другим, не менее внушительным забором. Птицефабрика была солидной — огромный кирпичный корпус разделен на три части. В меньшей — инкубатор, постоянная температура, влажность, отслеживаемые специальными приборами, в более просторной — куры-несушки, а самый большой отсек — петухи и куры, предназначенные на мясо. Молоденькие куры заменяли устаревших несушек, но не всем выпадало такое счастье, а вот петухам в перспективе ничего, кроме бойни, не светило. Кстати, бойня была в отдельном здании, соединенном с третьим отсеком пластиковым трубопроводом, по которому осужденные на смерть куры отправлялись на казнь. Все продумано. Сотрудники были в белых халатах и все трезвые. Оно и понятно: зарплату получали вовремя, приличную, и местом своим дорожили. Это уже обнадеживало, значит, дело поставлено правильно.

Епифанов прошелся по корпусу, где несушки за стальными и пластиковыми барьерами клевали натуральную кукурузу, заглянул в чистые душевые, комнату отдыха, потом осмотрел отсек с инкубатором и просторные вольеры с подрастающими цыплятами, которые бодро тюкали клювами в зерна кукурузы и пшеницы, ткнул пальцем в одного, с большим красным гребнем:

— Вася, зажарь-ка мне его. Но я должен присутствовать при всем процессе.

Принести в офис настоящую зажаренную курицу не проблема. Показать, что их один день кормят натуральным продуктом, — легко устроить. Но если это показуха, ее нетрудно разоблачить.

— Как прикажешь, Жора, — сказал Панченко.

Петушка отловили, отрубили голову, ощипали, выпотрошили и передали Епифанову. Потом на кухне особняка Панченко он передал петушка симпатичной блондинке лет двадцати двух, поварихе Светлане, которая ловко насадила его на гриль.

— В этом году классный урожай зерна, цены снизились, и я затоварился на весь год, — сказал Панченко. — Кукурузу брал по дешевке в Воронеже. Понимаешь, производить курятину как на Западе, в той же Америке, — дохлый номер, у них все на мази, не переплюнешь. А нормальную, экологически чистую, можно даже им поставлять, понимаешь? Это вполне возможно. Я плачу мужикам по двести баксов в месяц — они счастливы, я плачу за зерно по внутренним расценкам — в два раза дешевле мировых цен. В итоге моя продукция, такая же, а может, и лучше самых чистых германских ферм, — в два-три раза дешевле. Но пока что ни хрена не получается, не пускают, падлы западные.

Они сидели в просторной столовой Панченко — огромный овальный стол, почти антикварный, с орнаментом под лаком на столешнице, кресла, похоже, эпохи Екатерины Второй, но со свежей позолотой на деревянных завитках. В камине пылал настоящий огонь. Епифанов чувствовал себя неловко — приехал проверить, решить для себя, стоит ли… Но в таких условиях дураку понятно — с этим человеком стоит работать. И опять же дураку понятно — кинет и не вспомнит, кого кинул! Странная ситуация. И как тут быть?

— Вели подать своего петуха, а там посмотрим, — сказал Епифанов.

— Водки хочешь или чего?

— Давай водку, Вася.

Повариха Света сноровисто накрыла стол, принесла петушка, остановилась у стола, ожидая дальнейших указаний.

— Иди, Светик, понадобишься — позовем, — сказал хозяин.

Петушок, зажаренный на гриле, был по вкусу таким же, как и вчерашняя курица, очень похожим на то, что Епифанов ел в детстве у бабушки в деревне. Панченко не блефовал, он действительно занимался делом, и это дело сулило большие выгоды Епифанову. И водка под курятину шла замечательно.