Война Братьев - [29]

Токасия кивнула:

— Урза пенял Мишре, что тот зарылся глубже, чем нужно, только чтобы отыскать какие-либо детали онулета. А когда землекопы в самом деле извлекли из-под земли эти детали, Урза лишь чудом сдержался и не обвинил Мишру прилюдно в том, что тот своими руками закопал найденные им предметы в том месте, где их нашли.

— Мишра, конечно, ничего такого не делал, — сказал Ахмаль. — Но намек брата он распознал и на следующий день погнал землекопов на работу в полдень. У него был вид человека, который не остановится, пока из раскопа не вынут целого онулета в рабочем состоянии. И все это лишь для того, чтобы доказать: старший брат не прав.

Токасия кивнула:

— С каждым днем они ведут себя все хуже и хуже, ни один не хочет поговорить с другим, разобраться, в чем дело, и помириться. Едва они сходятся в одном месте, как начинается спор. Потом каждый из них по очереди бегает за мной и доказывает, что другой был не прав. А если я пытаюсь возразить, показать, что и он сам не прав, он сразу обвиняет меня в том, что я просто приняла сторону другого. За все годы, что я их знаю, мне никогда не было с ними так трудно, как сейчас.

Ахмаль наклонился вперед.

— Фалладжи верят, что человек сделан из камня, огня, воздуха и воды. В совершенном человеке эти элементы находятся в равновесии. В тот день, когда я впервые увидел младшего брата, в нем было куда больше огня, нежели следует, и с тех пор мало что изменилось. В старшем же брате преобладает камень — холодный и твердый. Кончится тем, что он или треснет, или сотрется в пыль.

— Аргивяне верили когда-то в нечто подобное, хотя в нынешние дни мало кто про это помнит, — сказала Токасия. — Есть мир реальности, а есть мир мечты, снов. Старики священники из аргивских храмов сказали бы, что братья живут в своих мечтах или снах и забывают о реальности.

Ахмаль хмыкнул:

— Урза не рассказывал тебе, что ему снится? Токасия покачала головой:

— Урза больше никому ничего не рассказывает. Ни мне, ни брату. — Она подняла глаза на предводителя землекопов. — А Мишра?

Ахмаль кивнул:

— Мне он тоже ничего не рассказывал, но вот Хаджару, одному из моих молодых помощников, кое-что говорил. Тот ему ближе по возрасту и характеру, его тоже пожирает огонь, он мечтает стать великим воином. Боюсь, еще немного — и он уйдет от нас к сувварди. Короче, Мишра говорил с Хаджаром, а тот говорил со мной, а я говорю с тобой. Так вот, Мишра видит сны.

— И что ему снится? — спросила Токасия, наливая себе еще набиза.

— Тьма, — сказал Ахмаль и протянул руки к жаровне, пытаясь согреть ладони. — Ему снится, что вокруг него тьма, она зовет его и пытается затянуть, тащит его, как шакал, вцепившийся в ногу добыче. И он ее боится.

— Он прямо так и говорил? — удивленно спросила Токасия.

Ахмаль пожал плечами:

— Мишра говорил с Хаджаром. Хаджар говорил со мной. Я говорю с тобой. Все говорят друг с другом, что-то добавляется, что-то забывается. Может быть, тебе самой следует у него спросить. Скорее всего он не сказал прямо: «Знаешь, Хаджар, мне снится тьма и я ее боюсь». Однако Мишра ночует в лагере землекопов, и все знают, что иногда он просыпается среди ночи и кричит, будто отбивается от каких-то врагов, которых никто, кроме него, не видит.

Токасия немного помолчала. Она не могла сказать, случалось ли это с Мишрой до Койлоса, когда Мишра и Урза жили вместе. Урза никогда ни о чем подобном не говорил. Впрочем, Урза и о своих снах ей не рассказывал, даже если они ему снились.

— Ты знаешь, что каждый из них унес кое-что из Койлоса? — осведомилась Токасия.

— Силовые камни, — ответил Ахмаль. — Они похожи на те, которые, как ты говоришь, питают машины Древних. У каждого из молодых господ есть по одному. И каждый из них все время держит камень при себе.

— Могут ли камни быть причиной всего этого? — спросила землекопа Токасия. — Может ли их энергия заставлять братьев так себя вести?

Ахмаль пожал плечами, и Токасия продолжила:

— Ты знаешь, на что способны эти камни?

— Мишра не рассказывал мне, что было в Койлосе, — решительно ответил Ахмаль. — Может быть, Хаджару, но…

Некоторое время в темноте был слышен лишь треск горящих угольев.

— Камень Урзы делает машины мощнее, — нарушила тишину ученая. — Поэтому он называет его Камень Силы. Камень Мишры, по всей видимости, обладает противоположным свойством. Урза назвал его Камнем Слабости.

Ахмаль фыркнул:

— Может быть, младшему обидно, что у него более слабый камень.

— Так и есть, — сказала Токасия. — Поэтому Урза и повторяет эти названия Мишре в лицо.

— А как их называет Мишра? — спросил Ахмаль. Токасия на мгновение задумалась.

— Я ни разу не слышала, чтобы он говорил о них как о самостоятельных предметах. Один камень — «его», Мишры, а другой камень — тоже «его», Урзы.

— Это похоже на правду, — заметил Ахмаль. — Старший брат всегда имел склонность называть вещи и определять их. Думаю, он таким образом как бы присваивает их, делает их своей собственностью.

Токасия вздохнула.

— Сколько лет они живут с нами, — сказала она, — а остались такой же загадкой, как и энергия внутри силовых кристаллов. Как траны.

— Что до транов, Древних, то мы с тобой в конечном счете поймем, кто они и что они, — сказал Ахмаль. — У них хватает здравого смысла оставаться мертвыми. Вот живые — те не перестают меняться. Коня на скаку оседлать труднее.