Война богов - [17]

Он к собственному бюсту подбежал,

Без сожаленья мощною рукою

Его от пьедестала оторвал

И, высоко подняв над головою,

Вскричал, смеясь: «Как видите, друзья,

Не пощадил своей персоны я;

Пусть каждый точно так же поступает!»

Бюст Христофору в брюхо попадает...

Сшиб остальных в падении своем

Святой толстяк, отделавшись испугом.

Сорвавшись со ступенек друг за другом,

Они летят на землю кувырком.

Неподалеку Азаил сражался,

Но и ему, увы, не повезло:

Лишь только он на парапет взобрался

Нептун его хватает за крыло.

Заверещал от страха ангел хилый,

Взмолиться о пощаде он готов.

Но, раскачав его что было силы,

Нептун кидает труса прямо в ров.

Силач Самсон ужасно рассердился.

Он, подбоченясь, встал перед стеной,

Подпер ее могучею спиной

И расшатать довольно долго тщился.

Свой толстый зад библейский великан

Употребил при этом, как таран.

Крепка стена; и, побледнев с досады,

Возобновил усилия Самсон.

Зависит от него успех осады...

Толкает, бьет и ударяет он,

И градом пот с лица его струится.

Алкид ему с усмешкою кричит:

«Иль отросла уже твоя косица,

Скажи-ка мне, давно ты не был бит?

Остерегись, не лопни от натуги!

Стена-то, вишь, покрепче той лачуги,

Что ты тогда сумел разрушить... Да-с,

Далеко филистимлянам до нас!

Ну, надрывайся, раз тебе охота.

Увидишь — ни к чему твоя работа».

Поблизости от них костер горел,

И в нем пылала ветка тамариска.

Эй, берегись, Самсон, опасность близко!

Взять головню твой давний враг успел

С той головней приятно ли столкнуться?

Не удалось еврею увернуться,

Вмиг занялся его святой хохол,

Вот он сгорел; остался череп гол.

Как наш герой даст Геркулесу сдачи?

Он походил до этой неудачи

На племенного сильного быка,

На жеребца, или на петушка.

Все трое, как известно, горделивы,

И горячи, и резвы, и драчливы...

Однако же, едва у горемык

Отрежут то, в чем корень их задора

Куда весь пыл девается? Где бык?

Увы, в вола он превратится скоро.

Где жеребец? Где петушок-драчун?

На месте их — откормленный каплун

И жалкий мерин, то-есть просто кляча,

Став робкими, сбавляют быстро тон.

Похож на них стал бедный наш Самсон,

Когда его постигла неудача.

Слабеет явно христиан напор,

В защиту переходит нападенье.

Язычники, напротив, с этих пор,

Утроивши свое сопротивленье,

Дрались, как бешеные, в исступленье,

Как храбрецы, как боги, наконец.

Богини им ни в чем не уступали,

И со стены в противников бросали

Все, чем богат и славен был дворец,

Что попадало под руку: подушки,

Из золота литые безделушки,

Цветочные горшки и зеркала,

Сосуды из металла и стекла,

Горшки ночные (было их немало),

Старательно наполнив их сначала.

Когда б Навин, наитьем осенен,

Не вспомнил, как был взят Иерихон,

Верх взяли бы язычники, быть может.

«Концерт в еврейском духе, — молвил он,

Проклятую их крепость уничтожит.

Сюда, левиты, воины, жрецы

Израильские, храбрые певцы

И музыканты, что во время оно

Разрушили оплот Иерихона!»

И вот оркестр невиданный готов:

Собранье инструментов всех сортов.

Трещотки, флейты, бубны, барабаны,

Литавры, и кимвалы, и тимпаны,

Тромбоны, скрипки, трубы без числа,

Кларнеты, дудки и колокола,

Рога, котлы, подносы и кастрюли...

Приготовленья эти ужаснули

Всех осажденных; ждут они чудес.

Вот начали: кто по дрова, кто в лес.

Язычники, хоть уши и заткнули

Услышали пиликанье смычков.

Тут раздается новая команда:

Их угощают яростным сфорцандо.

А слух, известно, нежен у богов

И резала его невероятно

Та музыка (для нас она приятна).

Затем Навин ввел в действие басы,

Вопившие на разные гласы.

Умножив какофонию стократно,

Одни из них тянули ноту «соль»,

Другие — «ре», а третьи — «си бемоль»,

И слушателей этим доконали.

Они пытались пенью помешать,

Попробовав врагов перекричать,

Но певчие лишь пуще заорали.

Бранясь вовсю, чрез несколько минут

Защитники покинули редут.

И Бог-отец в воинственном задоре

Вскричал: «Победа полная близка!

Побеждены ударами смычка!

Погромче, братцы! Мы увидим вскоре,

Как рушатся высокие валы

Сей крепости... Они прочней скалы,

Но упадут, язычникам на горе.

Сейчас дворец повалится с горы.

Погромче! Весь Олимп — в тартарары!»

Но дело обошлось гораздо проще.

Четыре храбреца, которых в роще

Забрали в плен, храпели мертвым сном.

Очухавшись, придя в себя немного,

Припомнили пьянчуги со стыдом

Все шалости свои, томясь изжогой.

Раскаянье, негодованье, страх

Заставили их покраснеть впотьмах.

Душили Исраила гнев и злоба;

Ругаться начал Иоанн в сердцах;

Гвенолий же и Карп святитель — оба,

Пав на колени, каются в грехах,

Исправиться отныне обещают;

Затем они кидаются стремглав

И, с тыла на язычников напав,

Ударами их в гневе осыпают.

Охрану сняв и к запертым вратам

Пробившись, их немедленно открыли

Они своим удачливым друзьям,

Которые нестройно голосили.

Ломали боги голову себе,

Как уцелеть в неравной сей борьбе:

Они уже на грани пораженья.

Юпитер средь всеобщего смятенья

Благоразумье все же сохранил

И воинам спокойно заявил:

«Да, их взяла... В моем дворце отныне

Горланить мессы будут пришлецы.

Но пусть они не думают в гордыне,

Что прочен их успех! Велю дружине:

Пускай в каре построятся бойцы,

Пусть поместят богинь посередине.