Вой лишенного, или Разорвать кольцо судьбы - [59]

— Ш-ш-ш, все. На, попей, — прорвался в затуманенное сознание дочери вейнгара успокаивающий голос Гарьи, когда та, отчаянно хватая ртом воздух, попыталась свернуться клубочком и подтянуть ноги к подбородку в борьбе с одолевшей ее тошнотой. — Сейчас все пройдет. Станет легче.

Послушавшись, Таирия последовала за приподнимающей ее голову рукой и сделала несколько жадных глоткой прохладной воды, осушив стакан полностью. Жжение уменьшилось, сменившись неприятным саднящим ощущением, и девушка смогла выговорить: "Еще", — тихо и хрипло, но все же различимо.

— Сейчас, милая, — отозвалась Гарья.

Вдоволь напившись и окончательно придя в себя, Ири вспомнила невзначай подслушанный разговор, и сердце девушки вновь забилось в ускоренном ритме, но уже не боли, а надежды.

Она ведь слышала, сама слышала и потому…

— Тетушка, она…

Таирия не договорила, не хватило сил из-за переполняющих ее эмоций. Девушка могла только напряженно вглядываться в лицо старой няньки, ожидая ответа, и получила его. Гарья утвердительно кивнула, но в глазах женщины светилась неподдельная тревога.

— Что? — испуганно прошептала Ири, не зная, что думать. — Она же не…

Даже предполагать, что Лураса вновь вернулась в прежнее состояние, Ири не хотелось. "Этого не должно произойти, не может случиться", — пульсировало в ее венах, пока Гарья медлила с ответом.

— Гарья? — поторопила няньку Таирия, спустив ноги на пол.

Кто-то положил ее на скамью — Ири предположила, что отец — и девушка все еще находилась в покоях тетушки, вот только дверь, разделяющая комнаты, сейчас была закрыта.

— Они разговаривают, — подтвердила женщина подозрения Таирии, когда взгляд девушки замер на деревянной преграде, за которой находилась спальная комната Лурасы.

Разговаривают. От одного этого слова Таирия покрылась мурашками. Ей почему-то казалось, что разговор брата с сестрой не будет содержать любезностей, а скорее наоборот. Причин думать, что отношения между ними вмиг изменятся, не было.

— Шла бы ты к себе, милая, — посоветовала девушке Гарья. — Не время тебе с отцом встречаться. Зол он.

Таирия кивнула. Она не нуждалась в напоминании о настроении отца. Крики и обвинения, что чуть ранее вейнгар бросал в лицо кормилице, еще были свежи в памяти Ири, также как и собственный страх.

— Но я вернусь? — спросила девушка у няньки прежде, чем подняться на ноги, но сделала это лишь для того, чтобы предупредить.

Ири знала, что никакой, даже самый строгий запрет, не удержит ее вдали от очнувшейся тетушки долгое время, тем более, что назавтра с рассветом ей предстояло отправиться в ссылку в Эргастению.

Глава 18

Несмотря на то, что каждой клеточкой своего существа Лутарг ощущал усталость, как физическую, так и эмоциональную, уснуть не получалось. Сон бежал от него, подстегиваемый разнообразными мыслями, которые роились в голове, соревнуясь в успехе и лишая самообладания. Воспоминания рьястора и просто рассказы отца, сменяя друг друга, постоянно требовали внимания, словно не могли ужиться в его взбудораженном откровениями разуме.

Устав бороться, молодой человек покинул смятую постель, решив прогуляться по замку или даже выйти на улицу, чтобы прохладный ночной воздух освежил его, приведя мысли в порядок.

Еще в Эргастении Лутарг часто бродил по темным, непроглядным пещерам, вслушиваясь в беспрестанное копошение крыс в кучах с объедками и мусором, хлопанье крыльев подземных жителей, предпочитающих вечную ночь яркому свету солнца, или в легкий стук сорвавшегося со склона камешка, перескакивающего с выбоины на уступ, чтобы потом отправиться в свободный полет по глубокой шахте, устремляющейся от черного зева открытой пасти к недрам земли.

Одиночество являлось для него привычным состоянием и даже желанным, так как в отсутствие кого-либо рядом отпадала необходимость прятать взор, следить за собой и окружающими, постоянно ожидая подвоха или удара из-за угла. Так было спокойнее и проще. Он вроде бы становился самим собой — таким, каким являлся, отринув необходимость вливаться в неприглядное сообщество остальных — многих, обросшее с головы до ног злостью, завистью и безудержной, всепоглощающей жестокостью к себе подобным.

Покинув свои покои, Лутарг окунулся в лабиринт тускло освещенных замковых коридоров, ныне тихих и пустующих.

Обитель Истинных погрузилась в сон, и даже неяркий свет факелов, казалось, прекратил бодрствовать, то вспыхивая на мгновенье, будто проверяя, нужна ли кому его помощь, то вновь затихая, чтобы погрузиться в приятную дрему.

Дорожки, покрывающие пол, скрадывали его торопливые шаги, и молодой человек добрался до выхода никем не услышанный. Тяжелая входная дверь без труда поддалась его напору — и, лишь единожды тоненько скрипнув в протесте, отворилась, чтобы выпустить в ночь.

Наполнив грудь влажным, насыщенным хвойным ароматом воздухом, Лутарг вышел во внутренний двор, такой же сонный и пустынный, как и коридоры замка. Полный диск луны, зависший на темном небе в окружении блеклых в его непревзойденном сиянии звезд, раскинув световые сети, касался каждой постройки, подглядывая в окна, щели, приоткрытые двери конюшен и кухонь, словно намеревался выведать тщательно хранимые и столь лелеемые людские тайны.