Вой лишенного, или Разорвать кольцо судьбы - [58]

Антаргин спешился и помог девушке спуститься на землю. Он торопился, подгоняемый нетерпением вейнгара, которое столь явственно ощущалась вокруг него, и неподдельной радостью в голосе Лурасы, ее стремлением поскорее обнять отца.

— Сарин, иди быстрее, подними Гарью, — возбужденно просил Кэмарн своего друга, прижимая к сердцу дочь и мечтая спрятать ее от горящих взоров карателей за каменными стенами замка. — Пусть приготовит все. Воду, постель… Все, что нужно…

А он слушал, постепенно отступая назад и заставляя пятиться жеребца, боясь, что если задержится, то не сможет оставить ее здесь, не захочет расстаться, не заставит себя уйти.

За причитаниями отца, его торопливыми словами любви и теплом рук, касающихся ее лица, Лураса явственно почувствовала тот момент, когда осталась одна, без него. Сердце сжалось от пронзившей его нестерпимой боли и ноги девушки подкосились. Она упала бы, не успей Кэмарн поддержать дочь.

— Антаргин…

Жалобным стоном сорвалось с вмиг побелевших девичьих губ, а откуда-то издалека ему вторил душераздирающий рык неизвестного зверя, попавшего в капкан.

Стремясь избавиться от этого будоражащего воображение звука, многие тэланцы, еще не успевшие покинуть мягкие пристанища перин или сомнительное удобство лежанок, поспешно натягивали на головы одеяла, отгоняя прочь от себя вой лишенного, потерявшего часть себя животного.

И именно под него, Раса впервые почувствовала слабое биение жизни внутри себя. Первый, едва ощутимый толчок растущего в чреве матери малыша, которому суждено было стать сильным и изменить мир.

* * *

Спрятавшись от братьев и забот в своем излюбленном месте и усевшись между каменных зубьев, украшающих крепостную стену, Литаурэль наблюдала, как яркий солнечный диск постепенно исчезает за очередным горным выступом.

По мнению Литы, отсюда открывался один из самых красивых видов, имеющихся в Саришэ, а таких, к слову, было немало, но именно этот — он один — всегда производил на девушку неизгладимое впечатление.

Почти отвесная скала, серым телом стремящаяся к небесам, и бегущие по ней редкие дорожки зелени, местами образующие замысловатый узор, убеждали Литаурэль в существовании чего-то вечного, неизменного, а в такие дни, как сегодня, Лите особенно необходима была вера в незыблемое.

Проведя несколько часов у постели умирающей ротулы, девушка чувствовала себя опустошенной болью и страхом старой женщины, словно эта она сама металась в бреду и сжигающей тело агонии лихорадки, словно это ее губы беззвучно молили об облегчении и скорейшем наступлении конца, и ее сердце время от времени останавливалось, пропуская удар, чтобы вновь быть запушенным.

Они всегда уходили очень болезненно, мучаясь и страдая оттого, что занявший тело дух до последнего боролся за своего носителя, стремясь, насколько это возможно, продлить его существование, даже вопреки полнейшей истощенности жизненных сил последнего. И этой ротуле осталось совсем чуть-чуть, — признавалась себе Лита, сожалея об утекающей в вечность жизни.

Но не только поэтому она пришла сюда, — напоминал девушке тоненький голосок совести, не желая молчать и притворяться, взывая к едва тлеющему огоньку в ее душе, пусть неяркому и неоцененному пока по достоинству, но уже существующему.

Еще в замке — Литаурэль узнала, что Перворожденный с сыном находится за пределами крепостных стен, и сейчас — отсюда — она могла наблюдать их неспешное продвижение по отлогому склону в компании с Сальмиром. Мужчины о чем-то разговаривали, и со своего поста Литаурэль казалось, что Антаргин улыбается, а это было, по меньшей мере, удивительно для нее.

Очень давно улыбка не касалась губ Перворожденного, не загоралась во взгляде, прогнав щемящую тоску, не разбегалась сеткой морщинок от глаз. Он всегда и неизменно был серьезен, собран, даже хмур, и это стало привычным зрелищем для всех тресаиров. А потому сейчас, даже простое предположение о возможной радости Антаргина, грело ей сердце, рождая в нем благодарность Таргену, и не только благодарность.

Если раньше Освободитель будоражил ее ум, как некое мифическое существо, ни разу не виденное, а только воображаемое и потому еще более интересное, то теперь, после знакомства, Лутарг прочно занял место где-то глубоко внутри девушки, но уже совсем по другой причине.

Он был красив, немного странной и непривычной красотой, но оттого не менее завораживающей. Вчера ночью, покинув покои Таргена, Литаурэль подняла все свои рисунки, где был изображен Освободитель, и ни на одном не нашла сходства с эти живым человеком.

Она всегда представляла его другим — разным, но все же другим, хотя почему-то не чувствовала разочарования из-за того, что ее ожидания не оправдались, скорее наоборот, странный незнакомый трепет охватывал тресаирку при мысли об этом мужчине, приятный трепет.

Вздохнув, Лита уткнулась подбородком в колени и принялась наблюдать за тем, кто почти полностью занимал ее мысли.

* * *

Таирия пришла в себя от обжигающего запаха, опалившего нос и горло, словно испарения сиагиты, поднимающиеся от кипящего в котле ядовитого варева, окутали ее со всех сторон. Девушка отчаянно втянула в себя воздух, стараясь избавиться от неприятных ощущений, но лишь еще глубже вогнала в легкие едкую смесь и закашлялась от ее разъедающего воздействия. На глазах Ири выступили слезы, а желудок скрутило в рвотном позыве.