Вовка-центровой - 3 - [15]
– Пётр Ильич, мне Аркадий Николаевич Аполлонов вас порекомендовал. Дело у меня к вам есть, – самого козырного туза зашёл Фомин.
– Аполлонов? Не комсомолец выходит? – тоже стал себе самокрутку сворачивать бывший полковник.
– Ну, почему же – комсомолец.
– Спортсмен. Стой, да ты Фомин!? В газете видел фото. – Полковник привстал чуть пересев от края, место Вовке уступая, – Садись. Мужики это же тот самый Фомин из «Динамо» нашего, что чехам победный гол забил. Ну, в «Советском спорте» статья была. Молоток, так им братушкам и надо. Но играли они хорошо. Уважаю. Только и наши молодцы не уступили чемпионам мира. Надо и нам на чемпионат съездить, расколошматите там и их и канадцев хвалёных? – протянул кисет.
Мужики полезли пожимать Вовке руку, хлопали по плечам, потянули к нему кисеты, а невысокий седой мужчина с повязкой на глазу и большим шрамом через всё лицо протянул пачку «Новости».
– Спортсмен же, не курю, но за предложение спасибо.
– Молоток паря! – опять по плечам могутным постукали. Получается, что все четверо инвалиды, у четвёртого тоже руки нет, только обрезана ниже, только кисти не хватает.
Много, даже очень много ещё инвалидов в стране. Миллионы, наверное. Фёдор Челенков читал как-то в интернете, что их (инвалидов) в начале пятидесятых годов всех из Москвы и других крупных городов вывезут чуть ли не за одну ночь в специальные интернаты, созданные в отдалённых уголках огромной страны. На Валааме в том числе. Вот ходили они по улице, милостыню просили или, как эти четверо, в домино играли, а настало утро, и нет ни одного в Москве. Верилось в это с трудом. Тем не менее, в воспоминаниях детства Фёдор Челенков почти не помнил этих инвалидов, какая-то правда видимо в той статье была. Может, и не за одну ночь, но точно вывезли.
– Пётр Ильич, нам бы поговорить, – Вовке ещё к Аполлоновым надо было успеть. Песню очередную разучивать, а эти спортивные воспоминания могли надолго затянуться. Скучно мужикам, а тут такой повод поговорить. С настоящим хоккеистом. Не легендой, но всё же.
– Поговорить? – Полковник с сожалением глянул на доминушки, словно предчувствовал, что прощается с ними. Что не просто так этот хоккеист здоровущий припёрся и жизнь теперь у бывшего завхоза МВД круто изменится, не до доминушек станет.
– Поговорить, – покивал Вовка его невысказанным мыслям.
– Что ж, пойдём, паря. Не ждите мужики. Чувствую, от этого комсомольца так просто не отделаться. Да и ужинать пора скоро. Покедова, – он ловко подхватил костыли и гигантскими шагами кузнечика, прямо по рыжему ещё от прошлогодней травы газону, заспешил к своему подъезду.
Событие четырнадцатое
Тому, кто знает, как упорядочить свою жизнь, будет уютно даже в аду.
Какое же это счастье – отпереть входную дверь и вдохнуть запах родного дома!
Полковник так Вовку вперёд и не пропустил, ну, там дверь в подъезд придержать, сам управлялся. Дошли до двери в квартиру. Не коммуналка же. Квартира. Многие всё ещё в деревнях, где война врезала, так врезала, и в землянках живут.
Игнатов снял с карниза над дверью, лежавший там ключ, и отпёр дверь. Стоит ли закрывать, если ключ вот он, доступен для любого. В однокомнатной, но довольно большой квартире было чисто и опрятно, чувствовалась женская рука. Вовка огляделся, как тут себя ведут, разуваются, тапочки тогда должны быть. Ага, вон стоят, как в музеях, сшитые из куска плотной ткани.
– Заходи, комсомолец, только обувку снимай, А то Галина придёт по ушам и тебе и мне надаёт.
Прошли, понятно, на кухню. Там все великие дела решаются, там правительству указивки выписывают. Ещё не диванные эксперты все, а кухонные.
– Чай будешь? – Игнатов мотнул головой, показывая на, стоящий на электроплитке, большой зелёный эмалированный чайник.
– Плитка у вас самодельная? – Вовка устал от примуса. Надо себе такую же.
– Так тебе плитку надо? – как-то поскучнел полковник.
– Плитку? Плитку надо. А вы что ли сами делаете? – врубился Фомин.
– Так ты за плиткой или не за плиткой? – перевалился с костыля на костыль Пётр Ильич.
– Нет, товарищ полковник, я не за плиткой, но если вы их делаете, то я две штуки куплю. – Точно надо одному генерал-полковнику плитку добыть, а то там тоже всё на примусе готовят. Вон штаны и через два месяца чуть керосином пованивают. После того как Аполлонов на него его опрокинул и разрушил эту конструкцию.
– Чего же не продать. Пятьдесят рублей. Только не говори, «ого», не хочешь, так и не бери. Другие желающие найдутся, – как-то скуксился, невместно полковнику торговать. Да, вот жизнь заставит и не так раскорячешься.
– Хорошо, Пётр Ильич, я две штуки куплю, если есть. – Фомин достал из кармана подаренный на 23 февраля мамой Тоней кошелёк, вытащил единственную оставшуюся с зарплаты сторублёвку. Там ещё рублей на тридцать оставалось мелочёвкой. Ничего, на Третьяковские деньги, что он ему оставил, уезжая в Гагры, проживёт. Плитки нужны. Давно ведь хотел купить. Срослось, – Только я не за плитками, товарищ полковник. Я хочу вам предложить артель создать по производству мебели. Есть у меня пара идей.
– Ну, ты Фомин, врезал сейчас. Комсомолец! Непман недоделанный! – а глаза весёлые.
