Вотрен - [28]
Ляфурай(уходя). Вот истинный наш повелитель!
Вотрен. Вы получите деньги и паспорта.
Бютэ(уходя). Значит, я явлюсь к Адели не с пустыми руками.
Герцог. Теперь скажите, откуда вам все это известно?
Вотрен(передает герцогу связку писем). Вот что я нашел в вашем кабинете.
Герцог. Моя переписка! Письма герцогини к виконту де Ланжаку!
Вотрен. Расстрелянному стараниями Сен-Шарля в Мортане, в октябре тысяча семьсот девяносто второго года.
Сен-Шарль. Но ведь вы же знаете, ваша светлость...
Вотрен. А вот эти документы он сам мне передал; тут вы найдете протокол о смерти виконта. Из этого документа явствует, что ваша супруга не могла видеться с виконтом после десятого августа, ибо из парижской тюрьмы он, в сопровождении Буляра, бежал в Вандею.
Герцог. Значит, Фернан...
Вотрен. Значит, ребенок, увезенный в Сардинию, ваш сын.
Герцог. И жена...
Вотрен. Невинна.
Герцог. О! (Падает в кресло.) Что я сделал!
Герцогиня де Монсорель. Какое страшное доказательство! Убит! И убийца его здесь!
Вотрен. Герцог, я был Фернану отцом, а сейчас я спас обоих ваших сыновей. Единственный виновник всего, что тут происходит, — вы сами!
Герцогиня де Монсорель. Довольно! Я знаю герцога, в эту минуту он переживает все, что пережила я за двадцать лет. Но умоляю вас, где же мой сын?
Герцог. Как? Неужели... Рауль де Фрескас?
Вотрен. Фернан де Монсорель сейчас сюда явится. (Сен-Шарлю.) Ну, что скажешь, приятель?
Сен-Шарль. Ты — герой! Позволь мне быть твоим слугою.
Вотрен. Ишь ты! Многого захотел. Значит, последуешь за мной?
Сен-Шарль. Повсюду.
Вотрен. Посмотрим.
Сен-Шарль. Какой талант ты приобретешь в моем лице и какая это потеря для правительства!
Вотрен. Хорошо, ступай, дожидайся меня в паспортном отделе.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Те же, герцогиня де Кристоваль, Инесса и мадемуазель де Водре.
Де Водре. Вот они!
Де Кристоваль. Герцогиня, моя дочь получила от господина де Фрескаса письмо. Этот благородный юноша пишет, что предпочитает отказаться от Инессы, нежели обманывать нас. Он поведал нам всю свою историю. Завтра у него дуэль с вашим сыном, а так как невольной причиной этого поединка является Инесса, мы приехали, чтобы предотвратить несчастье. Ведь теперь дуэль теряет всякий смысл.
Герцогиня де Монсорель. Дуэль уже окончилась, герцогиня.
Инесса. Он останется жив!
Герцогиня де Монсорель. И вы выйдете за маркиза де Монсореля, дитя мое.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
Те же, Рауль и Ляфурай. Последний тотчас же удаляется.
Рауль(Вотрену). Как?! Посадить меня под замок, чтобы я не мог драться!
Герцог. С собственным братом!
Рауль. С братом?
Герцог. Да, с братом.
Герцогиня де Монсорель. Ведь ты мое дитя! Сударыни! (Берет Рауля за руку.) Вот Фернан де Монсорель, мой сын, настоящий...
Герцог(тоже берет Рауля за руку, перебивая жену). Старший. Маркиз. Его младенцем похитили у нас. Теперь Альбер, как младший, получит титул графа.
Рауль. Третий день я живу как во сне. Вы — моя мать? Вы, герцог...
Герцог. Да, да.
Рауль. Именно там, где так настойчиво расспрашивали меня о моей семье...
Вотрен. Там она и нашлась.
Рауль. Неужели и в этом вы принимали участие?
Вотрен(герцогине де Монсорель). Что я вам говорил! (Раулю.) Помните, маркиз, что я заранее простил вам возможную неблагодарность. (Герцогине.) Сын забудет обо мне. А мать?
Герцогиня де Монсорель. Никогда.
Герцог. Но какие же страшные несчастья толкнули вас в такую бездну?
Вотрен. Разве несчастье объяснишь?
Герцогиня де Монсорель. Друг мой, не можете ли вы исхлопотать его помилование?
Герцог. В подобных случаях приговоры не подлежат отмене.
Вотрен. Эти слова примиряют меня с вами, вы говорите как государственный деятель. Так постарайтесь же, герцог, убедить всех, что единственное средство против нас — это ссылка.
Рауль. Господин Вотр...
Вотрен. Вы ошибаетесь, я даже не господин.
Инесса. Не знаю, так ли я понимаю, но вы, кажется, изгнанник, а мой друг многим вам обязан и не может отплатить вам за это. В Мексике у меня большие поместья, и, чтобы управлять ими, нужен деятельный человек; вы можете применить там ваши способности, стать...
Вотрен. Богатым, переменить имя? Дитя, ведь вы только что убедились сами, что свет беспощаден. Да, я сумею добиться богатства, но кто вернет мне доверие? (Герцогу.) Король, ваша светлость, может помиловать меня, но кто подаст мне руку?
Рауль. Я!
Вотрен. Вот этого-то я и ждал, теперь я могу удалиться. У вас есть мать, прощайте!
ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
Те же и полицейский комиссар.
Появляются полицейский комиссар, чиновник сыскного отделения, за ними — жандармы.
Комиссар(герцогу). Именем короля, именем закона, я арестую Жака Коллена, беглого каторж...
Все бросаются между полицией и Вотреном, чтобы заслонить его.
Герцог. Господа, я беру на себя...
Вотрен. Не препятствуйте в своем доме королевскому правосудию, герцог. У меня с этими господами свои счеты. (Комиссару.) Я к вашим услугам. (Герцогине.) Их привел сюда Жозеф. Он из наших. Увольте его.
Рауль. Неужели мы расстаемся навеки?
Вотрен. Скоро ты женишься. Через десять месяцев в день крестин присмотрись получше к нищим, которые будут стоять на паперти. И ты увидишь среди них человека, который порадуется твоему счастью. Прощай!
Роман Оноре де Бальзака «Евгения Гранде» (1833) входит в цикл «Сцены провинциальной жизни». Созданный после повести «Гобсек», он дает новую вариацию на тему скряжничества: образ безжалостного корыстолюбца папаши Гранде блистательно демонстрирует губительное воздействие богатства на человеческую личность. Дочь Гранде кроткая и самоотверженная Евгения — излюбленный бальзаковский силуэт женщины, готовой «жизнь отдать за сон любви».
Можно ли выиграть, если заключаешь сделку с дьяволом? Этот вопрос никогда не оставлял равнодушными как писателей, так и читателей. Если ты молод, влюблен и честолюбив, но знаешь, что все твои мечты обречены из-за отсутствия денег, то можно ли устоять перед искушением расплатиться сроком собственной жизни за исполнение желаний?
«Утраченные иллюзии» — одно из центральных и наиболее значительных произведений «Человеческой комедии». Вместе с романами «Отец Горио» и «Блеск и нищета куртизанок» роман «Утраченные иллюзии» образует своеобразную трилогию, являясь ее средним звеном.«Связи, существующие между провинцией и Парижем, его зловещая привлекательность, — писал Бальзак в предисловии к первой части романа, — показали автору молодого человека XIX столетия в новом свете: он подумал об ужасной язве нынешнего века, о журналистике, которая пожирает столько человеческих жизней, столько прекрасных мыслей и оказывает столь гибельное воздействие на скромные устои провинциальной жизни».
Очерки Бальзака сопутствуют всем главным его произведениям. Они создаются параллельно романам, повестям и рассказам, составившим «Человеческую комедию».В очерках Бальзак продолжает предъявлять высокие требования к человеку и обществу, критикуя людей буржуазного общества — аристократов, буржуа, министров правительства, рантье и т.д.
... В жанровых картинках из жизни парижского общества – «Этюд о женщинах», «Тридцатилетняя женщина», «Супружеское согласие» – он создает совершенно новый тип непонятой женщины, которую супружество разочаровывает во всех ее ожиданиях и мечтах, которая, как от тайного недуга, тает от безразличия и холодности мужа. ... И так как во Франции, да и на всем белом свете, тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч женщин чувствуют себя непонятыми и разочарованными, они обретают в Бальзаке врача, который первый дал имя их недугу.
Лучшие романы Сомерсета Моэма — в одном томе. Очень разные, но неизменно яркие и остроумные, полные глубокого психологизма и безукоризненного знания человеческой природы. В них писатель, не ставя диагнозов и не вынося приговоров, пишет о «хронике утраченного времени» и поднимает извечные темы: любовь и предательство, искусство и жизнь, свобода и зависимость, отношения мужчин и женщин, творцов и толпы…
Историко-психологический роман повествует о появлении в XVI в. человека, волею. обстоятельств вынужденного согласиться на роль Иисуса Христа и впоследствии ставшего настоящего защитником обиженных и оскорблённых в средневековой Беларуси.
"Характеры, или Нравы нынешнего века" Жана де Лабрюйера - это собрание эпиграмм, размышлений и портретов. В этой работе Лабрюйер попытался изобразить общественные нравы своего века. В предисловии к своим "Характерам" автор признался, что цель книги - обратить внимание на недостатки общества, "сделанные с натуры", с целью их исправления. Язык его произведения настолько реалистичен в изображении деталей и черт характера, что современники не верили в отвлеченность его характеристик и пытались угадывать в них живых людей.
Трагедия одиночества на вершине власти – «Калигула». Трагедия абсолютного взаимного непонимания – «Недоразумение». Трагедия юношеского максимализма, ставшего основой для анархического террора, – «Праведники». И сложная, изысканная и эффектная трагикомедия «Осадное положение» о приходе чумы в средневековый испанский город. Две пьесы из четырех, вошедших в этот сборник, относятся к наиболее популярным драматическим произведениям Альбера Камю, буквально не сходящим с мировых сцен. Две другие, напротив, известны только преданным читателям и исследователям его творчества.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
Два томика «Американских заметок» были опубликованы в октябре 1842 года. Материалом для «Заметок» послужили дневники и записные книжки. Работа над книгой протекала в течение нескольких месяцев непосредственно по возвращении на родину. Поездка в США глубоко разочаровала Диккенса. Этим чувством проникнута и сама книга, вышедшая с посвящением: «…тем из моих друзей в Америке… кому любовь к родине не мешает выслушивать истину…» В прессе «Американские заметки» были встречены с возмущением. Американская критика ждала от Диккенса восторженного панегирика и, не найдя его, обвинила писателя в клевете.