А Яков Евгеньевич был специалистом в области судостроения. По крайней мере он неплохо разбирался в том, как суда строить правильно, хотя сам, может, и не смог бы спроектировать "лучший в мире корабль". Но вот сделать не самый отстойный — он был вполне в состоянии. Поэтому после двухдневного обсуждения, не дошедшего до драки исключительно в силу разницы в возрасте, мы нашли более подходящее решение. Причем не компромисс, а именно оптимальное, на взгляд обоих спорщиков.
Насчет того, что судно будет водометным, разногласий не возникло: мы оба согласились с тем, что на Волге осадка у нормального "коммерческого" судна не должна превышать полутора футов, винт при этом ставить было бессмысленно, а колеса потребовали бы довольно сложного редуктора. Вот только именно "коммерческий" кораблик, плавающий вдоль реки, а не поперек, должен быть уже побольше: кораблем, а не лодкой-переростком — и Рудаков приступил к строительству стотонной "амазонки".
Восемнадцатого мая "Волжское пароходство" пополнилось вторым "Драккаром", вставшим на линию от Царицына до Букатина. Хутор Букатин был невелик, но новая линия соединила Царицын со всем междуречьем Волги и Ахтубы — весьма населенным, так что и пассажиров, и скотины хватало: хотя "линия" была и втрое длиннее первой — в результате чего паром оборачивался почти час, прибыли с него получалось рублей по двадцать пять в день. Ну а "во избежание" и капитан, и матрос-кассир носили револьверы напоказ, в поясных кобурах.
После "утверждения" проекта нового судна Семенов занялся строительством сразу двух цехов нового судостроительного завода (а заодно — и жильем для рабочих: все же от города было далековато рабочим добираться), Курапов начал ставить слип для спуска готовых судов на воду, Рудаков приступил к строительству нового судна. Женжуристу я тоже подкинул "идейку" для обдумывания — так что все оказались "при деле". Машка пообещала, что "через неделю будет готова дюжина свечей" (зажигания, конечно) — и я со спокойной совестью покинул владения. То есть нет, совесть как раз была очень не спокойна…
Седьмого июня оказался уже в Воронеже. С городом я уже был немного знаком. Конечно, за следующие семь лет (побывать в нем удалось раньше лишь в девятьсот пятом) он изменился, но не разительно. Разве что исчезли (точнее, не появились) несколько домов на центральных улицах. Не изменилась и знакомая мне церковь, и даже поп в ней служил тот же самый — разве что слегка "помолодевший". Но лучше, скажем так, он не стал — или не сильно испортится за последующие годы. Так что договориться (всего-то за пятьдесят рублей) с ним удалось быстро.
Мне нужна была Камилла. Очень нужна — но вот каких бы то ни было веских доводов для того, чтобы убедить ее покинуть Воронеж и переехать в Царицын сейчас у меня не было. И в то же время до меня вдруг дошло, что вечерние посиделки на кухне, разговоры о всякой страшной химии — это то, что мне сейчас нужно больше всего. Просто для того, чтобы не сойти с ума, пытаясь одновременно решить десятки различных задач. И в Воронеж я поехал именно за ней, ну а по дороге у меня родил этот авантюрный план: раздумывая о способах ее "сманивания" я вспомнил некоторые её воспоминания об этом времени…
Воронеж меня встретил душным и пыльным воскресным утром: народ, несмотря на "выходной", просыпался рано — но из-за воскресенья не рассасывался по рабочим местам, а поднимал пыль на улицах. Я же предпочел пропустить это удовольствие и, пройдясь по намеченным в пути магазинам, ретировался на окраину, где улицы большей частью заросли травкой и пылили гораздо меньше.
Договорившись с несколько удивленным попом, я отправился на поиски подходящего трактира, так как местные "рестораторы" были убеждены, что до обеда люди ничего не едят. Разве что привокзальный ресторан работал, но потому-то мои пончиковые "в тот раз" и стали в народе популярны, что в них можно было питаться без особого риска для здоровья… так что — только трактир. В трактирах готовили простую еду, без изысков, но, главное, съедобную: тут публика была попроще, если что не так — могли и побить. Ещё могли убить. В сердцах, не нарочно — но трактирщики предпочитали не рисковать.
Изрядно (и неторопливо) подкрепившись, я отправился обратно — как раз вовремя: обедня закончилась и народ потихоньку расходился по домам. В этой церкви порядок был установлен очень давно: к полудню "общие" службы заканчивались и далее занимались "персональными делами". По крайней мере мне Камилла так рассказывала, и все примерно таким образом и произошло. Из церкви она вышла последней. По её рассказам, дорога из церкви была лучшим временем подумать о чем-нибудь… химическом. Ибо сразу по приходу домой ей приходилось идти на мыльную фабрику отца, которая работала без выходных. Хотя Камилла была религиозна не более чем я, в семье (остальные члены которой были искренне верующими) думали, что после посещения церкви она "думает о Боге" и особо не торопили.
Вот и сейчас девушка вышла и очень неторопливо отправилась домой. Я нагнал её буквально в сотне шагов от церкви и, как мог более вежливо, поинтересовался: