Вот пришел папаша Зю… - [39]

— Боря, уже август заканчивается, а пенсии за июль ещё не выплатили, — посетовала из своего угла Наина Иосифовна, вывязывая носок.

— У нас нет денег, папа! — сказала Татьяна. — Нам не на что покупать продукты!

Тут, как нарочно, в комнату ворвался Борис-младший и, задрав ногу, заявил:

— Ма! Погляди, чего с моей кроссовиной — вся вдрызг. Мне не в чем будет ходить на занятия!

— Потому что ты ничего не бережешь! — снова сорвалась Татьяна. И снова подавила свой всплеск.

«Вспыльчивая, как отец», — подумала о дочери Наина Иосифовна.

— Боря, — уже мягче стала объяснять Татьяна, — теперь тебе придётся беречь свои вещи, потому что новых мы тебе не скоро сможем купить. Ты сам видишь, что наше материальное положение значительно ухудшилось. Ты уже взрослый и должен это понимать.

— Ма, но я ведь тоже могу как-то зарабатывать деньги, — предложил Борис-младший.

— Ах, Боря, ну как ты сможешь заработать? Ты же видишь, чего стоит найти работу Алексею.

Борис Николаевич вдруг с силой ударил кулаком о стену, так, что она задрожала, и выскочил из комнаты.

— Софка! — ворвался он в комнату к Софоклу. — А ну быстро идём на рыбалку: мне позарез к вечеру рыбы наловить надо!

Софокл как раз пришивал оторванный ремень к сумке, которую нашёл в мусорном баке.

— О чём речь, Николаич! — расплылся он в улыбке. — Гля, Николаич, какой мировой радикуль я нашёл в помойке! На рыбалочку, или ещё куда — в самый раз, — похвалился Софокл своим приобретением. И тут же щедро предложил: — Хошь, подарю?

— Не надо, — поморщился Ёлкин. — Черви-то есть у тебя?

— Это дело плёвое, — успокоил друга Софокл. — Это мигом: я во дворе место знаю, там червей навалом. Сбацаем!

— Ты, Иосовна, сходила бы в собес, да заявление на материальную помощь подала б, — посоветовала Наине Иосифовне Ниловна, видя, что последние дни Ёлкины «сидят» на одних макаронах. — Ведь вы теперь малоимущие.

— А что, могут дать? — смущённо спросила Наина Иосифовна.

— А как же? Я каждый год пишу, каждый год мне и дают. Как я одинокая пенсионерка.

— И сколько дают?

— Много-то не дадут, но маленько дать могут. Я тебе скажу куда, ты и сходи. Сегодня как раз приёмный день у них.

«Может и вправду сходить?» — подумала Наина Иосифовна.

Она, никому ничего не сказав, — а то не позволили бы — отправилась по указанному Ниловной адресу.

В коридоре собеса сидело так много пенсионеров, что Наина Иосифовна растерялась: она не ожидала встретить здесь столько народу. Она прошла по длинному коридору, читая объявления на стенах и надписи на дверях. На одной из многочисленных дверей висела бумажка, на которой крупными буквами было написано: «Приём заявлений на материальную помощь».

— Сюда есть кто-нибудь? — спросила Наина Иосифовна.

Оказалось, что именно сюда-то все и сидят. Наина Иосифовна оглядела длинную, по обе стороны коридора, очередь и решила было уйти. Но вспомнила, что у них совсем нет денег, и осталась.

Она стояла у стены, держа в руках впереди себя сумочку, потому что не было свободного стула. На неё пялились старушки. Краем глаза она тоже рассматривала их. Боже мой, как бедно все они одеты, думала Наина Иосифовна. И как шикарно одетой на их фоне смотрелась она. Хотя Наина Иосифовна совсем не любила наряды, а идя в собес, оделась совсем скромно. Но всё равно это был костюм из дорогой материи.

Но вот, видимо, кто-то из старушек узнал Наину Иосифовну, и в очереди зашептались, показывая на неё глазами. Наине Иосифовне совсем стало неловко. Она повернулась к стене и уткнулась носом в какое-то объявление:

«Для получения материальной помощи необходимы документы:

— справки о прописке всех взрослых членов семьи (ф.9);

— справки о доходах всех работающих членов семьи…»

Наина Иосифовна повернулась и тихо пошла к выходу.

«Обирать этих несчастных… Да ещё набегаешься за всякими справками».

В конце концов она может вязать и продавать носки. Близится осень, холода, их будут брать. Родным ничего не говорить. Лёша найдёт работу, будет получать зарплату, а им с Борисом выплатят же когда-нибудь пенсии!

К вечеру Борис Николаевич вернулся сияющий и выложил на кухонный стол перед женой и дочерью три подлещика, два карпа и несколько уклеек. Свой улов отдал ему и Софокл.

— Из голов можно сварить уху, а тушки поджарить, — предложила Наина Иосифовна, собираясь ввести строгую экономию во всём.

За ужином у всех настроение было подавленное, за исключением Бориса Николаевича и Глебушки. Борис Николаевич был горд тем, что снова в состоянии кормить семью, а Глебушка веселился от того, что был весел дед.

И гол, и бос…

Борис Абрамович Бесовский перебирал голыми ногами. По ним струилась вода, стекала на подстеленный под ноги целлофановый пакет (хоть Борис Абрамович и драил ванну порошком и хлоркой перед тем, как залезть в неё, но становиться босиком всё же побрезговал) и по почерневшей, местами проржавленной коммунальной ванне сливалась в разбитый сток.

«Пора голубых ванн и финской сантехники миновала», — с грустью думал Борис Абрамович.

Обычно Борис Абрамович любил предаваться размышлениям, лёжа в горячей воде с ароматными пенками. У него была шикарная ванна в прежней квартире (о благословенные времена Ёлкина!) в виде большой треугольной ракушки, в которой поддерживалась постоянная температура воды. По голубому фону ванна была разрисована золотыми рыбками, и когда Борис Абрамович шевелился, создавалось впечатление, что рыбки живые, и того и гляди запутаются в густой поросли, покрываюшей тело, будто водоросли затонувшую корягу.