Вот это поцелуй! - [33]

По крайней мере, он прошелся по комнате пылесосом. Шерстинки ковра еще стояли торчком и являли взору яркие краски, так что весь ковер выглядел как в первый день после покупки. Я сунула пальцы ног в эти густые заросли и решила не гнать волну.

Я позволила Фрэнку заговорить:

– Роза начинает мне надоедать. Серьезно, она меня раздражает. Я начинаю думать, что в отношении нее ты была права. Роза – сущая дрянь.

– А я тебе это всегда говорила.

– Но ты не переживай. Я погашу долги, Пуду давать частные уроки. Студенты у меня в этом году такие слабые… но разве можно научить смелости?

– Ну да…

– Я им говорю: «Если у вас нет смелости, что вы делаете на моих лекциях, зачем вы записались ко мне в семинар? Как вы думаете, что такое литература? Думаете, вы здесь, чтобы развлекаться?»

Он закурил и разогнал дымок рукой. Пытался угадать, что у меня на уме.

– Я прав или не прав?

– Послушай, Фрэнк, было время, когда мы говорили откровенно. И тогда все было проще, много проще. По крайней мере, мы доверяли друг другу.

– Прости, но мы и сейчас доверяем. Прости.

– Но ведь ты ничего мне не сказал про эту девчонку. Ты не говорил, что решил поиграть в детектива. Ты разве мне хоть слово сказал? Нет, Фрэнк, по-моему, ничегошеньки.

Мы посмотрели друг другу в глаза, потом я встала и пошла налить себе стакан кока-колы-лайт. Спросила у Фрэнка, не хочет ли он выпить чего-нибудь. Мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать, что он прошелестел в ответ: «Нет, спасибо». Таким тихим, умирающим голосом…

Натан

Ева Моравини жила в двухэтажной квартире в одном из самых высоких домов города. Она заработала много денег; во всяком случае, вполне достаточно, чтобы безбедно пережить два года всемирного экономического спада, не меняя образа жизни. Мне очень нравилось просыпаться в этой квартире. До моей женитьбы на Крис мы с Евой были большими друзьями, особенно в сексуальном плане, и я часто бывал у нее. Я просыпался на фирменных простынях, мягких и шелковистых, а Ева приводила в действие пульт автоматической раздвижки огромных штор, и перед нами открывалось небо с облаками (квартира на девятнадцатом этаже, стены кабины лифта из полированного вяза) и вид на далекие пригороды, купающиеся в утреннем бледно-розовом тумане. Я обожал эти минуты. Такое удовольствие потянуться всем телом среди всей этой неприличной, но вполне терпимой роскоши. Я охотно закончил бы тут свои дни.

Мне до сих пор снились эротические сны из тех времен: например, как Ева выплывала на внутреннюю лестницу, открыв тыл всем ветрам, неся поднос, на котором теснились круассаны и булочки всех видов (консьерж обеспечивал доставку на дом за бешеные деньги), свежевыжатый апельсиновый сок, прекрасный кофе, обжаренный старинным способом, варенье, джем, яйца всмятку и свежие газеты. Хорошее было время! Превосходный аппетит, здоровый крепкий сон, беспечность и сексуальность, изобилие контрабандных товаров, мир и покой на подконтрольной территории и новенький, блестящий значок офицера полиции – да, это было классно! Полная противоположность той нездоровой обстановке, в которой мы живем сейчас, с постоянным чувством неуверенности и общего упадка, которое начинает давить на психику. Но кто в этом виноват?

Марк уже встал, когда я продрал глаза. Я сощурился от яркого дневного света и поднес руку к затылку, чтобы его слегка растереть. Паула лежала почти поперек меня. Осторожно, чтобы не разбудить, я отодвинул ее на другой край постели, а сам еще немного посидел с закрытыми глазами, злясь на самого себя, потому что, как обычно, на следующий день после попойки чувствовал себя скверно. Затем вышел к Марку, прекрасно сознавая, как мало радости мне от всего этого, наверно, из-за всех моих нынешних неприятностей. Или из-за прошлого – приближался сорокалетний рубеж, когда ступаешь на наклонную плоскость.

Я принялся открывать шкафчики один за другим.

– Аспирин справа от тебя, – сказал Марк, восседавший на табуретке.

– Я опоздаю на работу.

– Да, старина, есть такая вероятность.

– О-о-ох! Я опоздаю на работу!

Паула резво вскочила с постели, поискала меня взглядом и заявила:

– Я иду с тобой, – после чего схватила свое платье и скользнула в ванную.

Я опустил глаза на зажатый в руке стакан, в котором подрагивали две шипучие таблетки. Вздохнул и произнес вязким голосом:

– Куда это она со мной собралась?

– Не знаю, что такое ты вытворяешь с женщинами. Они по тебе просто с ума сходят.

– Так куда она собирается со мной идти? Я иду на работу.

– Ты бы видел, как она о тебе заботилась. Спроси у Евы, ты же на ногах не держался.

– Да, хорошо, но чего она, собственно, хочет? А? Скажи, Марк, ведь ты же ее знаешь. Ну? Иногда по ночам я просыпаюсь и обнаруживаю ее рядом, в своей постели. Она спит рядом со мной! Я даже не слышал, как она вошла, и вот она лежит, обвивает мне шею рукой! Черт!

– Ну и что? Тебе это мешает?

– Мешает ли? И ты меня еще спрашиваешь?

– Ты знаешь кого-нибудь, кому бы это помешало? Послушай, старина, тебе же чертовски повезло! Это все, что я могу тебе сказать. В первый раз она так втюрилась. Знаешь, я горжусь тобой.

От его слов мне не полегчало, наоборот, стало еще хуже. Я поднял глаза и увидел Еву, спускавшуюся по лестнице в одних трусиках. Господи Боже мой! «Господи Боже мой, – подумал я, – эту ли участь Ты нам готовишь? Ведь я же помню это женское тело, крепкое и мягкое, с которым я в свое время выделывал такое… Господи Иисусе! И вот теперь оно досталось Марку, моему младшему брату!» Это было какое-то грустное зрелище – они оба. Потому что рядом со мной стояла не Ева, а призрак Евы, той Евы, которую я знавал раньше, и было печально видеть их вместе, только что из постели, его полуголого и ее в сиреневых кружевных трусиках, с телом, которое не пощадили годы. Я почувствовал, что у меня вот-вот страшно разболится голова, мигрени было не избежать.