Восток - Запад. Звезды политического сыска - [108]

Норберт Шульце, написавший музыку для фильма «Крещение огнем», под которую «юнкерсы» бомбили Варшаву, вспоминает: «Когда началась война с Советским Союзом, меня неожиданно вызвали на радио. Поручили написать музыку для песни, предваряющей информационные сообщения с фронта. Такое же задание получил еще один музыкант. Посадили в отдельные комнаты и дали два часа. Работали, как черти. Потом поехали в резиденцию к Геббельсу. Нас встретила фрау Геббельс, предложила кофе — сам он работал в кабинете, писал срочную статью для «Фелькишер беобахтер». Наконец, приглашает. Играю ему мелодию и узнаю, что песня — на его стихи. Когда я сыграл припев, он меня остановил, сам сел за рояль. Слова там были такие: «Фюрер, приказывай нам мы пойдем за тобой». Он предложил упростить ритм и наиграл свой вариант. В целом остался доволен, но попросил вставить в конце русские фанфары из прелюдии Листа. И песня пошла, день изо дня, перед каждой сводкой».

А кино оставалось его пристрастием. Любовь Геббельса к нему выражалась не столько в любовных приключениях с киноактрисами, а в его постоянном внимании к кинопроизводству. И хотя непосредственно немецким кинематографом руководила имперская палата кино, за ее кулисами стоял доктор Геббельс. Установки давались лично им, да и ведущие актеры и режиссеры благословлялись министром пропаганды. Геббельс создал не художественное, а именно игровое пропагандистское кино. Но при этом откровенно политических фильмов в этом кино было ничтожно мало. Он требовал фильмов, в которых идея преподносилась не в лоб, чтобы она разыгрывалась через людей, семью, любовь. И можно сказать, что звезды немецкого игрового кино славно поработали на эту концепцию.

Было ли профессиональное кредо у Геббельса-пропагандиста? Судя по его указаниям и установкам — было. Он всегда ориентировался на точную информацию о настроениях народа, о настроениях разных социальных слоев и групп, но при этом настаивал на том, что нужно не просто выяснять общественное мнение, а формировать, создавать его. Он считал, что мастер пропаганды должен пользоваться доверием публики, для этого его информация должна превосходить информированность людей, к которым он обращается. Геббельс исходил из того, что людям не нужно оставаться наедине со своими мыслями; правильно, когда мысли рождаются под влиянием, когда под влиянием рождается чувство ненависти к врагу.

Он настаивал на том, что пропаганда — это концентрация информации и одновременно широта ее распространения. А достигается это выбором лозунга дня и соответствующими ему сообщениями, мощным информационным валом, накрывающим все население, мобилизацией всей прессы, радио и кино. А сам лозунг должен быть предельно прост, даже примитивен, не обременен сложными аргументами. Только так можно достучаться до массового сознания. Но при этом Геббельс не уставал повторять: хотя лозунги просты, но пропаганда не любит прямолинейных ходов. Когда в Германии уменьшилась норма выдачи мяса по карточкам и чуть увеличилось количество выдаваемого хлеба, Геббельс сказал на совещании руководителей министерства: «Самая большая глупость публиковать материалы под заголовком «Хлеба стало больше». Люди сразу поймут, что их дурачат, и притом топорно. Публику нужно взять откровенностью: «Да, сокращение норм — тяжелая мера. Да, она скажется на каждой семье. Но без этой меры не обойтись, потому что мы сейчас сражающаяся страна, потому что ситуация... И дальше нужно убедительное, на фактах и цифрах, объяснение, после которого наш соотечественник подумает: «Так надо, иначе нельзя».

А еще Геббельс внушал своему министерскому аппарату, что сила пропаганды прирастает, если она идет в одном ряду с развлекательной информацией, которая настраивает человека на восприятие пропагандистских идей. Переживания людей снимаются, если впереди пропаганды идут развлекательные программы радио, развлекательные кинофильмы, театральные спектакли и разные шоу. А что сама пропаганда: набор бездушных, холодных, логически выверенных тезисов, хотя и подкрепленных фактами? Одно его высказывание опровергает такое видение пропаганды: «Яркое пламя энтузиазма не может погаснуть. Лишь оно одно дает художественному творчеству современной политической пропаганды свет и жар. Имеющее корни в глубине национальной души, это искусство должно снова и снова припадать к ним и черпать там все новые силы. Власть, опирающаяся на пушки, это, быть может, и хорошо, но все же лучше и приятнее, если удается покорить и удержать сердце народа»24.

Ясно, что Геббельс рассматривал пропаганду как художественное творчество. Отсюда все нетривиальные приемы и методы, опора на таланты и звезд. Но он и Гитлер первооткрывателями были в другом: познав национальную душу, народный характер, сумели завоевать, а по сути, растлить народ идеей национал-социализма. Творческая интеллигенция выступила в роли исполнителей-растлителей. Но при этом все исполнители соединения идеи и души горели энтузиазмом. Такой энтузиазм питал творчество звезд.

Режиссер Лени Рифеншталь

Лени, эта «жрица фашистского искусства», как назвала ее одна американская журналистка, была женщиной яркой. Жгучая брюнетка с живыми глазами, с фигурой танцовщицы. Вся Германия смотрела ее фильмы «Победа веры» и «Триумф воли», «Олимпия» и «Наш вермахт», которые воспевали германский дух и гитлеровское движение. Триумфальный успех, которым они пользовались, был предопределен как искусной рекламой геббельсовского министерства, которую сама Рифеншталь называла «конгениальной», так и, конечно, их талантливостью. Некоторые из этих лент неоднократно получали международные премии, в том числе на Всемирной выставке в Париже в 1937 году, а фильм «Олимпия» получил международный приз в Лозанне даже в 1948 году.