Восток - Запад. Звезды политического сыска - [106]

Когда нацисты пришли к власти, именно Геббельс разработал и создал всеобъемлющую идеологическую машину. Гитлер считал, что достаточно министерства прессы. Но Геббельс смог его убедить, что этого мало, что нужно целое министерство пропаганды, охватывающее всё духовное пространство рейха. Он стал во главе этого министерства и продолжал руководить пропагандистским отделом партии. Министерские чиновники разрабатывали содержание разных пропагандистских акций (на основе идей шефа), а партийные чиновники обеспечивали массовое участие населения. Попробуй не приди! Система гауляйтеров, крейсляйтеров, блокляйтеров в конечном счете имела выход на каждый дом и квартиру.

Как-то весной на совещании у Гитлера Розенберг заметил, что не имеет смысла праздновать коммунистический Первомай, а надо хорошо отпраздновать день рождения фюрера 20 апреля. Геббельс возразил: «Зачем отнимать у трудящихся их праздник? Надо хорошо отметить и день рождения вождя, и Первое мая, но под нашими национал-социалистическими лозунгами». С ним согласились. И вскоре Геббельс утвердил первомайский плакат. На нем рабочий и крестьянин сомкнули руки, а над ними — милый сердцу немецкого интеллигента портрет Гёте. И венчает этот союз трудящихся и интеллигенции, союз старой и новой Германии, надпись «Слава людям труда!». Геббельс чувствовал, на какие струны нажимать.

Кровь и почва! Родина-мать! Германия — народ — традиции! Один народ, одна нация, одна Германия, один фюрер! Вокруг этих понятий сосредотачивались самые ударные акции пропаганды. Все должно работать: и слово, и вещи — немецкая техника, немецкая мануфактура, немецкая кухня. Вещи — это реклама, реклама — это образ жизни. Гениальная находка людей Геббельса: реклама официально утвержденного рецепта традиционного немецкого супа «айнтопф» (густой гороховый суп с мясом, в одном горшке и первое и второе). «Айнтопф» — образ жизни. Сколько ассоциаций: одно «блюдо» для всех, народная общность в самом повседневном и необходимом, просто и вкусно для богатого и бедного ради отечества, самое важное в самом простом понятии — «народный суп»! «Айнтопф» — все мы едим только то, что скромно сварено в одном горшке, все мы едим из одного и того же горшка...»19

С особой тщательностью готовились акции с участием Гитлера. Сценарии расписывались до минуты. Фанфары, вынос знамен, речи, марши, торжественное шествие, рев толпы — зрелище должно впечатлять и убеждать: «Одна империя, один народ, один фюрер!» Геббельс был мастер постановок. Многие сердца тогда в Германии бились в унисон с ритмом таких празднеств.

Вообще-то Геббельс, сам превосходный оратор, особо лелеял устные выступления. Здесь он придумал систему «звезд». Это были, как правило, ораторы имперского уровня. Затем шли универсальные ораторы гауляйтерств, участники мобильных ораторских бригад, действовавших в агитационных кампаниях национального масштаба. А были еще и лекторы по узким вопросам. Но все ориентировались на Геббельса.

А тот ориентировался на слово. Пропаганда — прежде всего слово. Слово-образ, речь как драма — вот что захватывает слушателя без остатка. Посредством слова Гитлер и Геббельс создали для немца новый мир, мир мифологической реальности и мечты. Особо преуспел Геббельс — мастер построения речей, нутром чувствующий слово и фразу. Виктор Клемперер, профессор-филолог, изгнанный в 1935 году из Мюнхенского университета из-за еврейских корней и выживший в гитлеровской Германии, в своей известной послевоенной книге «Язык «третьего рейха» раскрыл тайну технологии Геббельса в создании словесного мира: «Нет, подлинное достижение (и в этом Геббельс — непревзойденный мастер) состоит в беззастенчивом смешении разнородных стилевых элементов — впрочем, слово «смешение» не вполне подходит, — в самых резких антитетических скачках от ученого к пролетарскому, от трезвого к проповедническому, от холодной рациональности к трогательности скупых мужских слез, от простоты Фонтане, от берлинского нахальства к пафосу богоборца и пророка. Это действует физически так же эффективно, как на кожу — контрастный душ; слушатель с его чувствами (а публика у Геббельса — это всегда слушатели, даже если она читает газетные статьи «доктора» ), — слушатель не может прийти в равновесие, он постоянно то притягивается, то отталкивается, притягивается и отталкивается, и у критического рассудка не остается времени, чтобы сказать свое слово»20. Дополняя Клемперера: к Геббельсу — мастеру слова добавлялся Геббельс-актер. Драматический, игравший на пределе. Он сочинял вдохновенно, сочинял так, что искренне верил себе. Порой в моменты экстаза в его черных глазах появлялся ужас. Это было состояние фанатичной растворенности в идее, состояние отрешенности, идеологического шаманства на грани иррационального. Здесь уже правило бессознательное.

Но в организационных делах ум его был прагматичен, указания конкретны и тверды. Вот их характерный стиль: «Ораторы, разъезжающие по стране, должны выступать чаще, должны говорить резче, должны обещать больше, должны изображать окончательную победу делом ближайшего будущего»21. Это установки своим кадрам после катастрофы вермахта под Сталинградом.