Восток и Запад - [12]
Следует отметить еще и другое: если спросить, каковы направления так называемого прогресса, о которых сегодня чаще всего идет речь и к которым все другие, как представляется, сводятся, по мысли наших современников, то можно заметить, что их всего два, «материальный прогресс» и «моральный прогресс»; только их г-н Жак Бенвиль упоминал как составляющие общераспространенной идеи «цивилизации», и с достаточным основанием, как мы думаем. Конечно, некоторые еще говорят об «интеллектуальном прогрессе», но это выражение для них, по существу, синоним «научного прогресса» и применятся оно прежде всего к экспериментальным наукам и их приложениям. Здесь, следовательно, видна та деградация интеллекта, которая привела к отождествлению его с самым ничтожным и самым узким из всех его применений, т. е. воздействию на материю с целью одной только практической пользы; так называемый «интеллектуальный прогресс», в конечном счете, есть не более чем сам «материальный прогресс», а если интеллект есть только это, то надо согласиться с определением, которое ему дал г-н Бергсон. По правде говоря, большинство современных западных людей не понимают, что интеллект есть нечто другое; он сводится для них даже не к разуму в картезианском смысле, а к самой ничтожной части этого разума, к его самым элементарным операциям, к тому, что всегда находится в тесной связи с чувственным миром, из которого они делают единственное и исключительное поле его деятельности. Для тех, кто знает, что есть нечто другое, что продолжает придавать словам их истинное значение, это вовсе не «интеллектуальный прогресс», о котором могла бы идти речь в наше время, но как раз напротив, упадок или даже лучше сказать, интеллектуальный закат; и поскольку есть поистине несовместимые пути развития, то такова именно расплата за «материальный прогресс», единственный, существование которого в ходе последних веков является реальным фактом: если угодно, научный прогресс, но в крайне узком значении, и прогресс промышленный, в еще большей степени, чем прогресс научный. Материальное развитие и чистая интеллектуальность поистине взаимно противоположны; кто углубляется в одном, неизбежно удаляется от другого; впрочем, довольно ясно, что мы здесь говорим об интеллектуальности, а не о рациональности, так как область разума является, в некотором роде, только посредником между областью чувств и областью высшего интеллекта: если разум и получает отблеск последнего, даже когда он его отрицает и считает себя высшей способностью человеческого существа, то вырабатываемые им понятия всегда извлекает из чувственных данных. Мы хотим сказать, что общее, т. е. собственный предмет ума и, следовательно, предмет науки, которая есть его произведение, если и не принадлежит само чувственному порядку, происходит тем не менее от индивидуально воспринимаемого чувствами; можно сказать, что он вне чувственного, но и не выше его; трансцендентно только универсальное, т. е. предмет чистого интеллекта, перед взглядом которого само общее просто составляет часть индивидуального. В этом фундаментальное отличие метафизического от научного познания, что мы в более полном виде представили в другом месте[9]; и если мы здесь его упоминаем, то потому что полное отсутствие первого и беспорядочное распространение второго представляют собою самые поразительные черты западной цивилизации в ее современном состоянии.
Что касается концепции «морального прогресса», то она представляет другой господствующий элемент современной ментальности, мы имеем в виду сентиментальность; присутствие этого элемента совершенно не вынуждает нас изменить свое суждение о том, что западная цивилизация является полностью материальной. Мы хорошо знаем, что некоторые хотят противопоставить область чувств области материи, сделать из развития одной как бы противовес нашествию другой и принять в качестве идеала постоянное, насколько возможно, равновесие между двумя этими взаимодополняющими элементами. Такова, по сути, мысль интуитивистов, которые, ассоциируя нерасторжимо интеллект с материей, стремятся его преодолеть с помощью инстинкта, довольно плохо определенно; и еще больше это относится к прагматистам, для которых понятие пользы, предназначенное заменить понятие истины, предстает одновременно и в материальном и в моральном аспектах; и здесь мы также видим, до какой степени прагматизм выражает специфические тенденции современного мира и, в особенности, англосаксонского мира, представляющего собой его типичную часть. Фактически, материальность и сентиментальность отнюдь не противостоят друг другу, они не могут даже друг без друга обходиться и оба совместно достигают своего самого крайнего развития; мы имеем доказательство этому в Америке, где, как мы имели случай отмечать в нашем исследовании о теософии и спиритизме, рождаются и с невероятной легкостью распространяются самые худшие «псевдо-мистические» экстравагантности, одновременно с тем, как индустриализм и страсть к «делам» дошли до степени, граничащей с безумием; когда все обстоит таким образом, то это уже не равновесие между двумя тенденциями, это уже два неравновесия, которые добавляются друг к другу и вместо того, чтобы компенсировать друг друга, взаимно друг друга отягощают. Причину этого явления легко заметить: там, где интеллектуальность сведена до минимума, совершенно естественно, что сентиментальность берет верх; впрочем, она и сама по себе очень близка к материальному порядку: нет ничего в области психологии, что в большей степени зависело бы от организма, и вопреки г-ну Бергсону, чувство, а не интеллект представляется нам больше связанным с материей. Мы хорошо понимаем, что на это могут ответить интуитивисты: интеллект, как они его понимают, связан с неорганической материей (именно картезианский механизм и его производные имеются ими в виду); чувство же связано с живой материей, которая, как им представляется, занимает более высокую ступень на лестнице существования. Но, неорганическая или живая, это всегда материя, и речь при этом всегда идет о чувственных вещах; решительно невозможно для современной ментальности и философии ее представляющей, освободиться от этого ограничения. Строго говоря, если учесть, что есть двойственность тенденций, то надо связать одну с материей, а другую с жизнью, и это различение действительно может послужить для классификации главных суеверий нашей эпохи достаточно удовлетворительным образом; но, повторяем, все это одного и того же порядка и не может в действительности разъединяться; эти вещи расположены на одном и том же уровне, а не сопоставлены иерархически. Таким образом, «морализм» наших современников есть только необходимое дополнение их практического материализма
