Восточный конвой - [14]

— Джордан, — сказал командир. — Как полагаешь?

— Не думаю,-сказал штурман.

— Джордан так не считает, — сказал командир.

— О'кей, — сказал пассажир. — Поживем — увидим. Тогда у меня пока все. А у вас, тренер?

— Я подожду до земли, — сказал тренер. -Хотел только сказать, что у нас все в порядке.

— Хотите кофе? — предложил штурман.

— Потом, — сказал пассажир. — На земле. Просигналить успели?

— Это автоматически, — объяснил второй пилот. — Комп подает сигнал без наших просьб.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил пассажир.

— Не стоит благодарности, — ответил капитан. Пассажир кивнул и неторопливо вернулся в салон, где включенные табло просили пассажиров воздержаться от курения и пристегнуть ремни.

— Ваши ребята хорошо переносят передряги, — сказал пассажир одобрительно тренеру, когда тот проходил мимо, направляясь к своему месту.

— Иначе нельзя играть, — сказал тренер.

— Покачивает, — сказал пассажир, держась за подлокотники кресла.

— Не без того.

— Могут быть легкие осложнения, как вы думаете? — спросил пассажир. — Путается вся топография. Может забросить куда-нибудь — в центр какого-нибудь города.

— Без осложнений редко обходится, — сказал тренер равнодушно. — И в городах люди живут.

Пассажир усмехнулся и, ни на что более не отвлекаясь, направился к своему месту. Для этого ему пришлось миновать несколько рядов. Люди, мимо которых он проходил, смотрели на него безразлично. Словно бы его вылазка к пилотам осталась незамеченной.

Кабина снижалась. Само приземление состоялось относительно благополучно. Опускавшаяся кабина счастливо миновала лес — не очень густой, кстати, — и лишь чиркнула по верхушкам деревьев, по самой опушке, после чего достаточно ощутимо, но все же не очень опасно ударилась о мягкую, поросшую травой землю обширной поляны; аэростаты, успевшие за время спуска стравить почти весь газ (иначе кабину с людьми могло бы унести вообще неизвестно куда), — яркие оболочки баллонов перед тем, как погаситься, еще несколько метров протащили громоздкое тело машины по кустам, безжалостно ломая их, затем опали, — и на этом рейс закончился.

Люди еще секунду-другую сидели молча, потом все разом зашевелились, отстегивая ремни и выбираясь с немалым трудом в проходы между креслами. Это было нелегко, потому что кабина лежала с сильным креном на борт — именно на левый, в котором были двери, так что для того, чтобы выбраться из машины, пришлось воспользоваться аварийными выходами. Несколькко минут продолжались внезапн вспыхнувшие беспорядочные разговоры, — вернее, не разговоры даже, а обмен какими-то мёждометиями, обрывистыми фразами, малопригодными для изложения мыслей, но прекрасно передающими чувства и настроения и для того только и служащими, чтобы дать выход внутреннему напряжению. «Ну, слава Богу — смотри-ка, а?» — «Все-таки…» — «М-да, знать бы заранее…» — «А я уж было подумал…» -"Смотрю на тебя, ты сидишь серьезный, как в церкви…" — «Ну, такое ли приходилось переживать! Вот однажды…» — «Ладно-ладно, воспоминания потом, сейчас в самый раз было бы глотнуть, это точно…» -и тому подобное. Многие с облегчением закурили, и привычный запах табачного дыма смешался с ароматами летней ночи.

Было двадцать третье июля, пора все еще коротких ночей. Самое начало суток — половина второго ночи, но настоящая темнота так и не установилась: почти полная луна временами показывалась из-за туч и позволяла ясно разглядеть и обширную поляну, на которой приземлилась превращенная в спасательный ковчег кабина самолета, и неравномерно зубчатую, словно кардиограмма больного человека, кромку леса на востоке, и-на севере, поближе -другие заросли, не столь высокие, скорее напоминающие кустарник; похоже, что за ними протекала небольшая речка, быть может, даже просто ручей. На юге и западе лее подступал к людям почти вплотную и уже не выглядел сплошной лентой, но расчленялся на отдельные деревья и их группы. С"первого взгляда не было заметно никаких признаков цивилизации: ни захудалой постройки, хотя бы полуразвалившегося сарая или охотничьей избушки, и ни единого огонька не светилось, насколько хватал взгляд. Можно было подумать, что потерпевших аварию людей и в самом деле забросило в какие-то Богом забытые и не востребованные людьми места; однако все прекрасно понимали, что приземлились в Европе, хотя почти на ее окраине, однако вся Европа населена не так равномерно-густо, как это представляется по книгам, и в ней еще немало мест, где можно и заблудиться, особенно в ночной мгле, и даже погибнуть нечаянно; правда, об этом люди не думали: активной группе не страшно то, что способно всерьез испугать одиночку. И все же мгновенная растерянность, похоже, охватила спасшихся; однако уже в следующую секунду командир начал отдавать распоряжения экипажу, а тренер — своим спортсменам, и все очень быстро успокоились окончательно и принялись за дело, всем своим обликом и движениями стараясь выразить, что ничего страшного, собственно говоря, не произошло, словно бы такие происшествия были заранее предусмотрены расписанием полетов.

2

(170 часов до)

В то время как члены экипажа и спортсмены, собравшись группой подле измятых останков завершившего свой жизненный путь летательного аппарата, занимались непростым делом выгрузки багажа, тот пассажир, что во время аварийного спуска навестил пилотов самолета в их кабине, отошел шагов на двадцать и, остановившись, неторопливо и внимательно огляделся. Постояв так с минуту и не услышав, надо полагать, и не заметив ничего такого, что могло бы вызвать у него тревогу,'он широкими шагами направился в сторону предполагаемой речки. Пройдя метров двести, вышел на неширокую разбитую грунтовую дорогу, ведущую к лесу. Пассажир нагнулся, внимательно ее разглядывая, и без труда различил следы широкихтусениц. Он что-то проворчал себе под нос, пересек дорогу и продолжил путь в прежнем направлении.