Восточные постели - [21]

О, для сияния у нее были причины. Пришло, наконец-то пришло. Ну, в определенном смысле пришло. От Джо пришел чек на двадцать гиней. Гинеи как-то смахивали на расплату, но, может быть, Джо на самом деле побеспокоился, постарался выслать хорошую круглую сумму — ровно сто восемьдесят долларов. Джо хотел, чтоб у нее были деньги на покупку обручального кольца. Сам, сказал он, не смог прислать, потому что размера не знал. И в камнях она лучше него разбирается, и какую выбрать оправу.

Фактически денег, конечно, не хватит даже на совсем скромное хорошее кольцо. Впрочем, может быть, Джо не скупой; может быть, бедный мальчик на самом деле не знает цену по-настоящему хорошего кольца. Может быть, просто экономит деньги на их маленький домик. Все равно, это значит, Розмари придется забрать небольшой запас в банке (забежит по дороге домой и посмотрит какой). Надо купить что-то вправду хорошее, равноценное тем подаркам, которыми она осыпала Джо: проигрыватель, клюшки для гольфа, «лейка», радио для автомобиля. Чтобы Джо не выглядел менее щедрым по сравнению с ней.

В письме Джо сказал, что вполне может вернуться в Малайю. Вместе со своей импортной, экспортной или какой-то там фирмой. Потом, сказал он, она переведется в школу в том городе, где он будет работать, так как это определенно будет другой город. Розмари не очень обрадовалась. Она себя представляла жительницей прелестного домика в Хэмпстеде или Чизвике, загадочной прекрасной восточной принцессой, вышедшей за простого смертного, которая снисходит до приготовления особых блюд — экзотических, пряных — для гостей, но все остальное хозяйство препоручает солидным британским слугам, которыми повелевает. Ну, если нет, то хотя бы в Малайе под титулом мем зевает целыми днями над книжками из клубной библиотеки под двумя вентиляторами в гостиной. Она не собиралась работать после замужества. Но, сказал Джо, с самой свадьбой придется обождать, потому что та самая фирма не хочет, чтоб ее работники женились на цветных женщинах. Он только временно поработает в той самой фирме, потом, может, получит хорошую государственную должность. После первой неразберихи в связи с Независимостью начнут с плачем звать экспатриантов вроде Джо.

Надо же, цветная женщина! Цветная! Розмари прошла, высоко вскинув голову, презрительно виляя бедрами, мимо дома Краббе, за угол, вниз к своему собственному кварталу. Увидела стоявший через дорогу автомобиль, жарившийся на солнце. Машина Джалиля. Цветная женщина! Она европейка, в Париже и в Лондоне чувствует себя как дома, обожает европейскую одежду и европейскую еду с большим количеством соуса «Ли энд Перрин». Любит снег, чай с пышками рядом с уютным камином, туман, первоцвет. Кроме того, она, конечно, яванская принцесса, или балийская, или гавайская. Но не цветная женщина. Разве Англия не восхищалась ее роскошным загаром? Разве европейцы не стараются загореть? Что он имел в виду, называя ее цветной женщиной?

Она плыла, перебирая исключительными ногами, по узенькой подъездной дорожке к своему дому. В доме сидел Джалиль, прекративший хрипеть, чтоб при виде нее просвистеть грудью хроматический ряд. Он, конечно, не встал. Комната полна кошек, цветов — бугенвиллея, лилии, гибискус, орхидеи — и музыки пчел.

— Я вам велела сюда не ходить, Джалиль, — сказала Розмари. — Я вам опять и опять говорила. Что подумают люди, вы все время ходите, что подумают? — Впрочем, это был простой ритуал, исполненный неубедительно.

— Пойдем поедим, пойдем выпьем, пойдем повеселимся, — сказал Джалиль. Уже ставший традиционным литургический ответ.

Две кошки подошли поприветствовать Розмари.

— Ох, не говорите глупостей, вы же знаете, я не могу, о, какой вы смешной. О, — сказала она, — что за дивные орхидеи.

— Орхидеи не я принес. Орхидеи Краббе прислал.

— Краббе? Виктор Краббе? — Розмари схватила визитную карточку, прочитала: — «Изысканной даме не столь изысканные цветы». — Ооооох, — проворковала она, — о, как мило. Ох, прелесть. — И прочла подпись: Лим Чень По.

— Краббе прислал. От китайца из Пинанга. — Джалиль фыркнул и захрипел.

Розмари села в другое кресло.

— Я обручена, Джалиль, — сказала она. Всегда иначе себе представляла, как объявит об этом, подпрыгивая, громкой песнью, огорошив Джалиля. Потом, конечно, вспомнила про Блэкпулскую башню. В прошлый раз именно Джалиль все испортил.

— Он кольцо не прислал. Знаю, не прислал кольцо. Я каждый день слежу.

— Он деньги прислал на кольцо.

— Сколько?

— Ооооох, двести фунтов.

— Не верю.

— Хорошо, — сказала Розмари, — если не верите, можете вместе со мной пойти покупать. Можете отвезти меня в Пинанг. Вот. — И триумфально надула губы.

— Поедем в Пинанг веселиться.

— Я обручена, Джалиль, понимаете, обручена. А вы говорили, он этого никогда не сделает.

— Никогда не женится. Мне говорил, не женится.

— Ну, вот тут я могу доказать, что вы лжец. Мы обручились, чтобы пожениться, и, значит, поженимся. Вот так вот.

— Он не женится.

— О, какие прелестные орхидеи, — повторила Розмари. И нахмурилась, слыша голос Лим Чень По, такой английский, рафинированный, высшего английского класса. А ей частенько приходилось делать Джо замечания насчет простонародного выговора. Ну, может, не часто, а пару раз. Что это с ней такое? Она рассеянно гладила кота с физиономией Дизраэли. (Он сидел на столе, нюхая орхидеи.) — Интересно, зачем, — сказала Розмари. — Интересно, зачем он их прислал. Всего раз меня видел, — усмехнулась она.