Восточней Востока - [33]

Так или иначе, я мог с профессиональной заинтересованностью оценить масштабность, отлаженность и оперативную гибкость сложного организма «Майнити», мог попять и гордость, с которой говорила о «своей» компании девушка гид, хотя, наверное, такая гордость может быть, как и улыбка, и «дежурной» и «служебной».

Но тут же бросились в глаза и такие черты газетной жизни — тоже чисто профессиональные, не имеющие, по крайней мере на первый взгляд, прямого отношения к идеологии, — которые несколько озадачили.

Большой-большой, уходящий в бесконечность зал: если бы не низкие потолки, хоть играй в футбол. Только для этого пришлось бы, конечно, убрать тянувшиеся по залу в несколько рядов непрерывные столы-пульты с вмонтированными в них телефонами. Здесь как раз размещалось то, что по нашим понятиям является святая святых редакции. Здесь впервые ложились на бумагу строчки. Иероглифические, вертикальные — они рождались в трескотне сотен телефонов, в шуме голосов сотен людей, работавших бок о бок, чуть ли не касаясь друг друга локтями.

Мне вспомнились наши редакции, где мы сидим по трое, по двое или даже по одному в кабинете, во всяком случае стремимся к этому, и если оказываемся в одном помещении вчетвером — уже недовольны, уже ворчим на то, что нет никакой творческой обстановки.

Когда я рассказал об этом одному из японских журналистов (было это не в «Майнити», а в редакции крупной местной газеты «Хокку симбун» в Канадзаве), он искренне изумился:

— Как же вы работаете? Ведь журналистская работа требует ежеминутного кооперирования, контакта! Допустим, что-то случилось, какое-то происшествие или преступление. Я связываюсь с полицией, мой товарищ принимает информацию от репортера, выехавшего на место происшествия, еще один звонит в какие-то другие точки, имеющие отношение к событию. И тут же, на ходу, мы мгновенно монтируем наши данные в единое целое…

— И кто же такой «монтаж» подписывает? Все вместе?

— Никто не подписывает. Вы, наверное, заметили, что в наших газетах большинство материалов, даже крупных, идет без подписи.

Да, я заметил. И говорил об этом еще в «Майнити» с молодым журналистом Мацусимой. Правом подписи в японских газетах пользуются немногие: регулярно печатающиеся обозреватели, приглашаемые для выступлений литераторы и политические деятели. Подавляющее большинство из двух тысяч пишущих, которые состоят в штабе «Майнити» (включая местных корреспондентов), подписи своей в газете не видят. И могут прожить целую журналистскую жизнь, вполне даже благополучную, так и не увидав ее.

Что же касается местных, «внутренних» собствен-пых корреспондентов, то они зачастую даже и не пишут в точном смысле этого слова. Они только передают по телефону, что случилось. В тот самый зал с длинными пультами. А сидящие там — пишут. Это литсотрудники в чистом виде. Они не репортеры. Они не бегают за фактами.

Разумеется, ни о каком индивидуальном стиле, ни о каком творческом лице журналиста речи быть не может. Оно и не нужно никому. Нужен сухой, точный информационный язык. Максимум фактов при минимуме слов.

Это вроде бы даже и странно: в обществе, главным принципом которого является, по его же собственным заверениям, ориентация на отдельную человеческую личность, на обеспечение ей всех возможностей для самопроявления, самоизъявления и самовыражения, поставлена на конвейер, обезличена одна из самых творческих работ!

Разумеется, вся эта система организации труда не просто так придумана. В большом трещащем телефонами зале на глазах у сотен товарищей, включая непосредственное начальство, не поиграешь в шахматы, не затеешь с забежавшим приятелем длинный разговор о последних событиях на хоккейных полях. Газета определенно выигрывает в продуктивности своих сотрудников. И, безусловно, — в оперативности. Существует настоящий культ оперативности. Рассказывают, что советские артисты, встреченные на аэродроме фоторепортерами, по прибытии в гостиницу нашли у себя в номерах свежие выпуски газет со снимками, запечатлевшими их первые минуты на японской земле. Ничего не скажешь, в этом есть завидный профессиональный шик! И даже если что-то здесь чуть преувеличено — знаменательно, что пошла-таки гулять по свету эта история.

В предшествующих главах этой книги я уже не раз ссылался на материалы газет, в основном английских изданий. Некоторое представление — о чем и как пишут газеты, — наверное, могло уже сложиться. Повторяться я не хотел бы и здесь лишь дополню кое-что необходимое.

Каждая газета имеет, как правило, девиз. В «Майнити дейли ньюс» это: «Национальная газета для интернационального читателя» — точно определенный адрес. В «Джапан таймс» старое, как мир: «Все новости без опасения и предвзятости». Ох, и живуч же этот последний лозунг, принимающий множество словесных форм, — «только правда», «независимость», «абсолютная объективность», «отсутствие тенденциозности!» Много было у меня разговоров на эту тему, и самое удивительное, что многими еще подобные декларации принимаются всерьез, хотя, казалось бы, достаточно немного подумать, чтобы раз и навсегда убедиться, что подобные слова могут быть только пустым звуком. По той хотя бы простой причине, что невозможно втиснуть «все новости без опасения и предвзятости», без всякого отбора, в несколько газетных страниц — даже если не отдавать половину из них рекламе. Отбор предполагает тенденцию. И вовсе не в том дело, кто тенденциозен, а кто нет, а в том, чья тенденция выше, прогрессивнее, благороднее, человечнее.