Восточная политика Александра Македонского - [7]
Белох умаляет не только полководческие способности Александра, но довольно скромно говорит о нем как о государственном деятеле.
Белох, однако, является в этом вопросе исключением. В целом же буржуазная историография подняла Александра на щит и стала на путь его идеализации. Это можно особенно четко проследить в творчестве видных представителей немецкой, французской, англо-американской и итальянской историографии. Прежде всего, эта идеализация проявилась в трудах немецких историков, которые, начиная со времени объединения Германии, стали искать историческое оправдание претензий немецкого империализма на мировую гегемонию. В панэллинизме они находили движущую силу македонских завоеваний, а в последних усматривали подтверждение своего политического кредо. Здесь, прежде всего, должен быть отмечен И. Г. Дройзен, посвятивший Александру весь I том своей 3-томной монографии по эллинизму[39]. Дройзен указывает, что "имя Александра означает конец одной мировой эпохи и начало новой" [40]. Он открыл Восток для греческой культуры и для греческой торговли до Индии, полностью создал новую основу для всего дальнейшего развития восточного и западного мира, которая оказывает непосредственное влияние на протяжении целого тысячелетия. С точки зрения Дройзена, Александр является зачинателем этого "великого исторического процесса, в ходе которого народы Востока пробудились от вековой спячки, Запад познал наслаждение Востока, а Восток - искусство Запада"[41]. Для покоренных народов, утверждал историк, "Александр был, если не освободителем, то милостивым и полным отеческих чувств владыкой" [42].
Р. Пельман с одобрением пишет, что у Александра была "идея государства, обнимающего главнейшие культурные народы и сглаживающего их особенности на почве возможно более космополитической культуры"[43]. Эд. Мейер в работе "Александр Великий и абсолютная монархия" всячески превозносит величие и значение македонского объединения [44]. В его работах об Александре с особой ясностью проявляется идиографический метод, выражающийся в отрицании исторической закономерности, в описании событий, понимаемых как произвольные творения личностей [45].
В период новейшего времени в германской историографии тенденция к идеализации Александра и его восточных походов не ослабла, а усилилась [46]. Приведем некоторые примеры из работ крупных античников Вилькена, Шахермейра, Альтгейма.
С точки зрения Вилькена, Александр пришел на Восток не как завоеватель, который вторгается во вражескую страну, все сжигая на своем пути, а как будущий властелин, который видел в покоренных народах своих подданных, которых он хотел примирить с новым господством, считаясь с их народными особенностями и стараясь сохранять, насколько это позволяла безопасность его господства, их старые традиции, которые должны были полностью проявиться в новых условиях [47].
Вилыкен указывает, что гуманный образ мыслей Александра оказался в его добром отношении к плененной семье Дария, в его дружественных заботах о своих раненых при Гранике. Он попросил некоторых показать их раны и рассказать ему, при каких обстоятельств. ах они были получены, и выслушал все дружелюбно, даже если они при этом немного хвастали. Понятно, что войско следовало за таким вождем с воодушевлением и любовью [48].
Александра Вилькен называет народным царем (Volkskönig), делившим все лишения со своими воинами, с исключительной человечностью заботясь о своих людях, идя на личные жертвы и лишения [49].
Ретроспективный взгляд на гигантское дело всей его жизни, пишет историк, позволяет возродиться перед нами личности во всей ее гениальности, чудесном смешении демонической страсти, трезвой ясности и рассудительности. В этом человеке дела с железной волей, бывшем реальным политиком, дремало немало иррационального, как, например, "тоска" по неисследованному и полному тайны, которая, объединившись с его желанием к завоеваниям и радостью научного открытия, привела его в конце концов к границам ойкумены. Сильная вера Александра в свою миссию дала ему абсолютную уверенность в победе, без которой были бы непонятны его воля и его дела. Демоническая сила его существа дала ему господство над людьми. Александр был врожденным полководческим гением [50].
Признавая сложность характера Александра, Вилькен подчеркивает, что в нем скрывалась демоническая гениальность. Кто видит в нем лишь холодного расчетливого политика, тот упускает романтические и политические черты его характера, -говорит историк. Вилькен относит Александра к тем немногим личностям, которые открывали новые периоды мировой истории. По его мнению, едва ли существовал еще кто-либо, кто по своей личной воле наложил бы на мир такой сильный отпечаток, что много столетий спустя развитие мира находилось под влиянием дела всей его жизни. Называя Александра исключительно феноменальным человеком, Вилькен забыл о могучем антимакедонском движении, подчеркивая, что Александр триумфальным шествием покорил весь Восток до Индии. Он выступает против стремления ученых изучить Александра на фоне той социальной среды, которая воспитала и выдвинула его. Такого гения, как Александр, пишет он, нельзя рассматривать как выходца из "среды" или только как "продукт своего времени и страны". Как гений, он идет своим путем, к которому без него никогда не привело бы естественное развитие его народа
