Восточная политика Александра Македонского - [38]

. Афинянин Фаэтет высказал противоположную точку зрения. Он говорил, что им надо стремиться вырваться из этой неволи на родину, к родным нравам, святыням, к родному языку. Но это мнение разделяли немногие. В преобладающем большинстве греки решили остаться на Востоке [121]. Александр согласился с ними, выдал каждому по 3 тыс. драхм, прибавил к этому по 10 одежд, а также крупный и мелкий скот и семена, чтобы отведенные им земли могли быть обработаны и засеяны [122]. Диодор еще добавляет, что они были освобождены от всех царских податей, правителям было отдано приказание следить за тем, чтобы их не обижал никто [123].

Если этот эпизод и имел место, то вряд ли он давал право Александру жестоко расправиться с Персеполем, все население которого не могло быть ответственным за это злодеяние над пленными греками. Не могут объяснить этого поступка и трудности и потери, которые испытывал Александр от войск Ариобарзана. Само по себе вполне закономерное, решительное сопротивление захватчикам имело не один прецедент; результатом их не было разрушение городов (за исключением Фив и Галикарнаса).

Как уже было сказано выше, сам Александр мотивировал свой поступок стремлением удовлетворить "предков" греков за грабежи и злодеяния армии Дария и Ксеркса в различных эллинских городах в период греко-персидских войн. Но известно, что сама Македония вовсе не пострадала от нашествия персов, а имела с ними тесные контакты, в то время как сам Александр позднее показал свою исключительную жестокость по отношению к греческому городу. Кроме того, неясно, почему он пощадил Сузы, где эллины были оскорблены и унижены. По этому поводу П. Клоше выдвигает следующую гипотезу: обеспокоенный бурным волнением в Греции и, не зная еще о его конце, он хотел привлечь общественное мнение эллинов, отомстив за их предков, которые подвергались персидской агрессии. Разрушение города, откуда исходила часть этой агрессии, ярко бы показало "филэллинизм" Александра. В то же время его армия, уже сильно пострадавшая, которую ожидало новое длительное напряжение сил, обогатилась бы обильными ресурсами [124]. После ужасов резни и грабежа город познал ужас пожара, в результате которого был сожжен царский дворец. По мнению Клоше, сравнительно недавние раскопки в Иране частично опровергли изложение Диодора: замысел поджога возник не во время оргии, а в результате зрелого размышления [125]. Это согласуется с уже ранее высказанными предположениями Карста о том, что пожар царского дворца был. мероприятием продуманным, рассчитанным как на эллинов, так и на восточные народы. Эллинам оно должно было показать, что цель панэллинского похода достигнута, злодеяния, совершенные Ксерксом над эллинскими святынями, отомщены [126]. Жителям Востока это должно было служить знаком, что власть Ахеменидов закончилась, что персидское ярмо разбито и на его место вступает теперь новое великое царство. Поджог дворца был не столько поступком личной мести Александра, сколько символическим актом [127]. Несколько позднее, вступив в столицу Мидии, Александр проделал еще один шаг в этом направлении. Он отпустил фессалийскую конницу и эллинские союзные контингента на родину, оставляя у себя на службе добровольцев [128]. Уволенные солдаты достигли побережья под руководством одного македонского командира, а затем с помощью гиппарха Менея перебрались на Эвбею. Это мероприятие, проведенное в ответственный момент тяжелого преследования Дария, должно было означать, что война, которую "Александр и эллины" вели против персов, закончилась, что панэллинская цель похода достигнута, искупление обид, нанесенных эллинам Ксерксом, исполнено. Теперь войну больше не ведет Коринфский союз, и Александр больше не является союзным полководцем эллинов; его дальнейшие военные предприятия не имели больше никакой связи с панэллинскими идеями и целями. В политике Александра более отчетливое выражение получало не македонское начало, как думает П. Клоше, а восточное [129]. Новое азиатское царство не нуждалось даже в моральном тыловом прикрытии в виде Эллинского союза, особенно после того, как было подавлено антимакедонское восстание в Спарте. Собственные цели Александра встали в резкое противоречие с панэллинской программой. Она не согласовывалась с его открытым стремлением стать наследником завоеванной и побежденной державы Ахеменидов.

В Персии Александр пробыл около четырех месяцев. Это время он использовал частью для того, чтобы дать македонскому войску отдых, частично для подчинения непокорных со времен персидской власти воинственных племен и народностей в пограничных местностях[130]. Весной, приблизительно в апреле 330 г. до н. э., Александр вновь отправился в Мидию против разбитого персидского царя. По пути он вторгся в землю паретаков и подчинил их [131]. По Диодору, одними персидскими городами он овладевал силой, другие привлек к себе добротой [132]. Прибыв в Мидию, Александр узнал, что у Дария нет боеспособного войска, что его союзники скифы и кадусии своего обещания не сдержали и на помощь к нему не пришли, поэтому Дарий решил бежать. Это вызвало поспешное его преследование со стороны Александра. По сообщению Бисфана, сына Оха, царствовавшего над персами до Дария, у последнего было 6 тыс. пехотинцев, 3 тыс. всадников и около 7 тыс. талантов, взятых у мидян