Восставшие из сортира - [13]

Если у русской нации все же проснется инстинкт самосохранения, то революция неизбежна. И она будет по характеру именно национально-социалистической, причем национальная, цивилизационно-мировоззренческая ее составляющая, будет гораздо более заметна, чем в 1917 г., она станет явно доминировать над политэкономической составляющей. Социалистическая модель экономики — это всего лишь наиболее рациональный способ организации национального хозяйства. А вот социализм в общественных отношениях, образовании, культуре, демографии и т. д. — это уже воплощение нашей национальной идеи, мировоззрения, имеющего глубокие этнокультурные корни. И упаси боже, экспортировать русский социализм вовне! Как говорится, что русскому хорошо — то немцу смерть».

Там много еще подобных мыслей разбросано по всему тексту, но если резюмировать, то смысл сводится к следующему:

1. Социально-политическая революция в России возможна только при вовлечении в процесс широких масс, для чего они (массы) должны выйти из спячки.

2. В авангарде народного пробуждения будут вовсе не левые, и, тем более, не либералы немцовско-каспаровского замеса, а те, кого сегодня принято относить к националистам.

3. Сам национализм, как идеология, в ходе революции неузнаваемо мутирует от сегодняшней вульгарной этнофобии к социализму. То есть, по сути, революция будет национал-социалистической.

Уверен, что от термина «национал-социализм» многих передергивает, бренд как бы занят Гитлером и K°. Я честно пытался его чем-то заменить, но так и не придумал политкорректного синонима. Да и определение «национализм», которым я оперирую, идя на уступки устоявшимся стереотипам, тоже весьма условно.

То, что произошло в декабре на Манежной площади — это есть первые, пока совершенно стихийные, лишенные всякого политического окраса, судороги больного общества, которое чувствует себя херово, но еще не понимает, насколько тяжело больно, и тем более, не видит причин болезни. Дальше симптомы будут только обостряться. Разумеется, Кремль начнет пытаться одной рукой взять под контроль нарождающееся националистическое движение, другой — станет давить его, политтехнологи примутся наперегонки сочинять перед выборами лозунги со словом «русский» в различных падежах и склонениях. Все это не более чем пена. Действительно важное значение имеют лишь те сдвиги, которые происходят в головах десятков миллионов пока совершенно пассивных и аполитичных обывателей в возрасте от 15 до 30 лет. А сдвиги эти, пока малозаметные для большинства, означают то, что я пять лет назад назвал пробуждением инстинкта самосохранения русской нации. События на Манежке — лишь одно из первых видимых проявлений этих сдвигов.

Думаю, у многих все же вертится на языке вопрос — как сам автор относится к националистам? Отвечаю предельно откровенно: я отношусь к националистам, как к пятилетним детям, верящим в Деда Мороза. Ведь никакому взрослому не придет в голову разоблачать миф о добром дедушке, оставляющим подарки под елкой. Детям нужна вера в то, что жизнь — это добрая сказка со счастливым концом, их психика просто сломается, если они увидят действительность глазами взрослых.

Так вот, националисты — это дети, которых я не могу осуждать, но и, разумеется, не могу верить в сказки, которые они для себя сочиняют. Они вызывают у меня в зависимости от ситуации лишь снисходительную улыбку или желание сделать строгое лицо и погрозить пальцем. Ко всему прочему те люди, которые называют себя националистами, даже понятия не имеют, что такое национализм. А я имею, и если кому-то интересно, в следующий раз расскажу — не зря же я изучал национализм пять лет назад, когда рыночные торгаши делали гешефт на арафатках и майках с Че Геварой, а Ходорковский изображал из себя Ленина в Шушенском.

Я — русский. Русский национализм вызывает у меня отвращение. Русский патриотизм — усмешку. Почему? Да потому, что я русский, и этим все сказано.

Что есть национализм? Сами националисты трактуют его, как любовь к своему народу. Допустим, но разве обязательно надо быть националистом, чтобы испытывать подобные чувства? Нет, национализм всегда выражается в ненависти к иноплеменникам, и в этом заключена его суть. Именно ненависть к чужим является основным (приарным) признаком националиста, в то время как приязнь к своим всегда вторична, и проявляется у националистов почти исключительно в форме агрессивного отношения к «врагам нации».

При этом любовь к собственному народу (секундарный признак) приобретает у националистов обычно извращенную форму, воплощаясь в чувстве превосходства над иными народами (это уже крен в сторону расизма). То есть националист ставит выше представителей своего народа не потому что они обладают какими-то добродетелями, что было бы вполне самодостаточным чувством, а лишь потому, что иные народы хуже — они злые, примитивные, подлые, алчные и вороватые, а следовательно несут угрозу одним фактом своего существования. Попробуйте найти турецкого националиста, который бы тепло относился к курдам или армянам. Точно так же вы не найдете армянского националиста, хотя бы равнодушно относящегося к азербайджанцам. Всякий россиянский националист обязательно кого-нибудь ненавидит — кто-то кавказцев, кто-то — евреев, кто-то — узбеков, прибалтов или китайцев, а особо продвинутые националисты — всех их вместе взятых. Последние могут еще именоваться ксенофобами, то есть ненавидящими и страшашимися всего чужого, незнакомого, иностранного. Для них люди четко делятся на две категории — русские и нерусские. Первые — всё, остальные — ничто.