Восставшее поколение - [33]

Глебу и Вовке было все равно. А Маша в итоге склонилась к варианту Руслана. На нем и сошлись.

— Чертов тростник! — Маша приложила палец, порезанный острым листом растения, к губам.

— Я ж говорил, обмотай ладони, — Руслан продолжал методично рубить с помощью мачете кажущиеся такими хрупкими стволики растений.

— Жарко рукам. Здесь не начало зимы, а все еще лето.

— Ну тебе выбирать.

Маша с обреченным видом напялила кожаные рукавицы:

— Уже неделю долбим эти заросли. Сколько еще?

— Уже больше половины готово.

Девушка замолчала, отгоняя какое-то крутящееся перед лицом крылатое насекомое.

— Хоть бы от этого толк был, — летучий раздражитель улетел, позволив девушке ворчать дальше. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы лодки делали из камыша?

— Это не камыш, а тростник.

— Да какая разница?!

— Андреич говорит, что есть разница. Ты же видела, как его связка плавает?

— День-другой поплавает, а потом утонет.

— Ничего страшного, — Руслан улыбнулся незаметно для Маши. — До берега недалеко, вплавь доберемся.

— Сострил, да?

— Попытался.

— Юморист, блин.

— Что?

— Ты что, по-русски не понимаешь? Ю-мо-рист. Шутник такой.

— А, слышал.

— Да откуда ты в своем Кумшаке мог такое слышать?

— Слушай, ты запарила. Иди отдыхай. Я сам все доделаю.

— Не командуй.

— О, боже!

Темнело непривычно рано, но работу продолжали и в темноте, при свете небольшого костра: сдирали остатки листьев, вязали длинные снопы, основательно стягивая их грубыми веревками из пальмовых волокон. Эти новые, необычные деревья — пальмы — со свисающими длинными ошметками коры, удобными для изготовления веревок, и стали основной причиной выбора будущего плавсредства. Через три недели утомительного, монотонного труда его результаты стали приобретать обещанную форму.

— Ну что, Маша, как тебе наш ковчег? — Андреич любовался получившейся большой лодкой сам и ждал поддержки от других.

Дело было в конце тяжелого рабочего дня, и Маша ответила в соответствии со своим настроением:

— Каракатица какая-то.

— Ну что ты такое говоришь? Какая каракатица?! Ласточка!

— Не обращай внимания, — вступил в разговор Руслан. — Вечером с ней невозможно разговаривать.

— А ты мне рот не затыкай!

— Я же говорил! — Руслан устало улыбнулся.

— Так, клоун, ты что лыбишься? В цирке что ли?

— Машуня, ну что ты завелась? — покачал головой Андреич.

Хорошо выучив за эти дни повадки измотанной напарницы, Руслан повернул голову в ее сторону, чтобы услышать сочную реакцию на слово «Машуня». Но, как ни странно, девушка ничего больше не сказала, а развернулась и пошла в сторону стоянки.

Мужчины даже переглянулись.

— Бедная, до того устала, что даже сил на ругань не осталось. Но она молодец, работает наравне со всеми, хоть и слабый пол, — Андреич был снисходителен к девушке.

— Смотри не скажи ей это, про слабый пол. Загрызет, найдет силы.

— Вся в мать. Та такая же была — феминистка.

— Что?

— Женщина, которая хочет во всем быть наравне с мужчинами. Ну или почти во всем.

— Похвально.

— О господи, Камилов, и ты туда же! Куда катится этот мир?

Денис отвлекся от разглядывания звездного неба и прислушался: сзади кто-то проснулся и решил выйти на свежий воздух.

— Что, Рус, не спится? — шепотом спросил он, разглядев при лунном свете лицо присевшего рядом.

— Да что-то нога поднывает.

— Что с ней?

— В детстве сломал. Теперь иногда тянет, там, где перелом был. Не больно, но противно.

— Говорят, это к смене погоды.

— И так бывает. Но не всегда. Вот сейчас какая может быть смена? На небе ни облачка. Ветра почти нет.

— Да, и тепло. Как у нас в начале октября. А ведь уже декабрь кончается.

— Хорошо. Даже костер не нужен… Слушай, Денис, а что это Маша такая нервная стала?

— Устает.

— Ну раньше какие трудные переходы делали, и она со всеми уставала.

— Тогда наверно втюрилась. Окончательно.

— Что?

— Втюрилась. Влюбилась.

— В кого?!

— В тебя. В кого ж еще?

Руслан немного помолчал. Где-то подсознательно он понимал, что возможно так и есть, но почему-то не мог в это окончательно поверить.

— Ты шутишь?

— А то ты не знаешь? Она ведь давно хвостом при тебе крутила.

— Ничего не крутила. Мы просто общались. Потом, ну как ушли от Каспия, она вообще перестала на меня внимание обращать.

— Не знаю. Мне ничего другого в голову не приходит. Она и в самом деле сейчас странновато себя ведет. И всегда в твоем присутствии.

Руслан еще немного молча посидел, а потом сказал:

— Иди ложись. Я подежурю. Все равно не спится.

Денис забрался в хижину и затворил за собой дверь. Руслан сидел и смотрел на Млечный Путь, на изредка вспыхивающие искорки метеоров, на странный лик Луны. Ему вдруг вспомнился поздний вечер лет пять-шесть назад, когда они с Ленкой, соседкой-ровесницей, сидели на лавочке до полуночи вдвоем, разглядывали такое же звездное небо, смеялись, болтали ни о чем, заодно отгоняя злых донских комаров, а она вдруг сказала: «Да ты по пояс деревянный», и ушла домой. А потом он видел ее со своим дружком Костей. Она была такой же веселой, они так же беззаботно чирикали в темноте. Через несколько дней Костя признался, что попытался обнять ее, а она дала ему от ворот поворот. Вот и пойми их этих девушек.

Десятиметровая массивная посудина поначалу плохо поддавалась управлению. Но после установки рулевого весла ситуация улучшилась. Лодка шла не совсем ровно, чуть виляла, хотя и не критично.