Восставшая Луна - [22]

— Подожди-ка! Море Кризисов… Мани, это что — один из тех компьютеров, которые находятся в Комплексе Администрации?

— Майк — не просто «один из тех компьютеров», — ответил я, несколько раздражённый таким отношением к Майку. — Он — головной компьютер, управляющий всеми остальными компьютерами, как дирижёр — оркестром. Другие компьютеры — просто машины, дополнительные приспособления, увеличивающие его возможности. Для Майка они являются тем же, чем вот эта штука — для меня, — сказал я, согнув левую руку. — Майк контролирует работу всех остальных компьютеров. Он занимается катапультами и баллистическими радарами. После того как система телефонной связи была преобразована во Вселунную систему коммуникаций, он также подключён к управлению логическими структурами этой системы. Кроме того, он контролирует множество других систем.

Вайо закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.

— Мани, Майку приходится тяжело?

— Не думаю. Он не перегружен. У него хватает времени даже на то, чтобы читать смешные истории.

— Я не это имею в виду. Может ли он испытывать страдание? Чувствовать боль?

— Что? Нет. Он может чувствовать себя обиженным, но не может чувствовать боль. Я думаю, что не может. Нет, я даже уверен в этом. У него нет рецепторов восприятия боли. Зачем они ему?

Она закрыла глаза и сказала тихо:

— Да поможет мне Бог. — Затем взглянула на меня и сказала: — Разве ты не понимаешь? У тебя есть пропуск, позволяющий тебе попасть туда, где находится этот компьютер. А большинство селенитов не имеют права даже выйти из вагона на этой станции — она предназначена только для тех, кто работает на Администрацию. И даже из этих людей лишь горстка может попасть в главный машинный зал. Я должна была узнать, может ли он ощущать боль, потому что ты со своими разговорами о его одиночестве заставил меня испытывать к нему жалость. Но, Мани, ты отдаёшь себе отчёт в том, во что могли бы превратить это место несколько килограммов пластиковой взрывчатки?

— Конечно! — Её слова вызвали у меня шок и отвращение.

— Мы ударим сразу после взрыва — и Луна будет свободной! Я достану тебе взрывчатку и взрыватели. Но мы не можем начать действовать до того, как мы всё организуем таким образом, чтобы использовать взрыв в своих целях. Мне придётся уйти отсюда. Я должна рискнуть. Пойду наложу косметику. — Она начала подниматься.

Я удержал её, больно пихнув металлической левой рукой. Она была поражена, но и я сам был поражён не меньше — до этого момента я к ней ни разу не прикоснулся, если, конечно, не принимать в расчёт случаи, вызванные абсолютной необходимостью. Сейчас всё иначе, но тогда шёл 2075 год и прикоснуться к женщине без её согласия…

— Сядь и замолчи! — сказал я. — Я-то знаю, каких дел может натворить взрыв. А вот ты, по всей видимости, — нет. Мне жаль говорить об этом, но… если бы дело дошло до выбора, то я скорее ликвидировал бы тебя, чем взорвал Майка.

Вайоминг не рассердилась. В её характере действительно было очень много мужского — я думаю, что этим она была обязана многим годам подчинения революционной дисциплине; но я уверен, что по сути своей она всё же оставалась женщиной…

— Мани, ты сказал мне, что Коротышка мёртв.

— Что? — Резкая смена темы разговора сбила меня с толку — Да. По всей вероятности. Он лишился одной из ног по самое бедро, через пару минут должна была наступить смерть от потери крови. Вероятность смертельного исхода в таких случаях очень велика, даже если ампутация производится хирургически.

Я разбирался в подобных вещах. Для спасения моей жизни потребовались невероятная удача и огромное количество перелитой крови, а ведь потеря руки — не столь тяжёлая травма, как та, которую получил Коротышка.

— Коротышка был, — сказала она серьёзно, — лучшим среди моих здешних друзей и одним из лучших друзей, которые у меня были. Он обладал всеми теми качествами, которые всегда меня восхищали в людях. Он был верным, честным, умным, мягким и смелым. И он был предан Делу. Но разве я оплакиваю его?

— Нет. Оплакивать его уже слишком поздно.

— Оплакивать никогда не поздно. С тех пор как ты рассказал мне о том, что с ним случилось, я ни на секунду не переставала скорбеть о нём. Но я загнала эти мысли в глубь своего сознания, поскольку Дело не оставляет нам времени на то, чтобы предаваться горю. Мани, если бы ценой смерти Коротышки можно было купить свободу — или хотя бы часть свободы — для Луны, я бы своими руками убила его. Или тебя. Или себя. А тебе становится плохо при мысли о том, чтобы взорвать компьютер!

— Дело не в этом!

Хотя оно было именно в этом. Смерть человека не вызывает у меня особого потрясения — мы все приговорены к смерти с самого дня нашего рождения. Но Майк был уникальным созданием, и не существовало никаких причин, не позволяющих ему существовать вечно! Не стоит заводить разговор о «душе» — нужно ещё доказать, что у Майка её нет. А если у него нет души, то разве этот план не кажется ещё более отвратительным? Подумайте как следует.

— Вайоминг, что бы произошло, если бы мы взорвали Майка?

— Я точно не знаю. Но это вызвало бы всеобщее замешательство, а это именно то, что нам нужно.