Восставшая из пепла - [7]

Мой взгляд перешел на вулкан. Темная островерхая гора, без облака. Снова спит, насытившись, оставаясь все-таки ужасной. Черный обоюдоострый меч, ждущий в небе, готовый обрушить свои красные удары на спину земли, когда б его ни толкнули на это кипящие в нем страсти. Где-то недалеко, значит, и находится король, Дарак.

Стремительное движение, как метнувшийся над камнем змеиный язык.

Женщина поспешно пересекла открытое пространство перед храмом, отбрасывая индиговую тень. Мужчина беспокойно шевельнулся в дверном проеме, сжимая в руках кол, глядя на дорогу, туда, куда народ последовал за Дараком.

— Помоги нам! — вскричала эта женщина. — Наши трое детей больны, и лекарь из Серрайна сказал, что они умрут. Я не могла привести их — они кричали, когда я пыталась сдвинуть их с места.

Я посмотрела на нее повнимательней. Ей было не больше двадцати. Наверно, я была одного с ней возраста. Но она выглядела старой, ее молодое лицо избороздили морщины, а волосы у нее выгорели на солнце.

— Быстрее, Мара, — прошипел мужчина.

— Пожалуйста, — взмолилась она.

— Ты веришь, что богиня может исцелить твоих детей не видя их?

— Да — о да…

— Тогда верь, что я могу, и они будут исцелены.

Лицо ее изменилось, морщины разгладились, словно с поверхности пруда сбежала рябь.

С холма донесся шум.

— Мара! — закричал мужчина.

Она повернулась, чтобы бежать за ним.

— Подождите, — велела я. Они остановились, нервничая, стремясь не обидеть ни Дарака, ни меня. — Скажите всем кому пожелаете, — сказала я, — что всякий, призвавший мое имя, веря в него, может исцелить или исцелиться сам от любой болезни. Нет больше никакой надобности являться ко мне.

Они почтительно поклонились, благословляя меня, а затем убежали словно испуганные мыши.

Улицу заволокло пылью. Возвращалась толпа, более шумная, чем когда-либо. На холме хлестали вино. Наверное там какое-то издревле освященное место собраний, выбранное Дараком, чтобы привести их в трепет. На лестничной площадке храма стояла каменная скамья. Я присела на нее, ожидая.

Сперва по улице пробежала испуганная корова, оскорбленно мыча. Потом появились мужчины, болтающие, нетерпеливые, нежно тискающие бурдюки с вином, а за ними и группы женщин. Отличить людей Дарака не составляло труда. Они были одеты лучше, чем деревенские жители, и более крикливо. Кожаные сапоги с драными шелковыми кисточками, шелковые рубашки, алые и пурпурные. Пояса с железными заклепками, золотые кольца, бахрома на куртках — рваных, как и кисточки, не столько от носки, сколько от тяжелых боев. В основном это были мужчины, но с ними шли скользящей походкой и пять-шесть девиц, одетых по большей части так же как они, но носивших на несколько унций больше золотых украшений на шеях, фантастические серьги, и заплетавших угольно-черные косы лентами с цветами. Это переполнило чашу. Я хотела уйти в храм, почти опьянев от их вида, но знала, что не уйду, пока не дождусь его. Когда он появился, то вид у него был задумчивый, расстроенный, мрачный. Что-то, чего он добивался на холме, ему не удалось. Он был одет менее броско, чем другие, но вид девиц, сопровождавших его, не лез ни в какие ворота. Их прически были своеобразной пародией на прически придворных дам — сложные, едва сдерживающие непокорность волос, они высились у них на головах горными пиками, заплетенные, закрученные-перекрученные, закрепленные зубьями золотых гребешков и яшмовых заколок. У ближайшей ко мне вплетенная нитка жемчуга появлялась и пропадала среди прядей, словно бледный змеиный след. Пряди падали им на плечи, путаясь в массе ювелирных изделий. Платья у них были шелковые, на одной малиновое, на другой черно-желтое, а из-под расшитых подолов с бахромой виднелись сапожки разбойниц, покрытые глиной, грязью и пылью.

Мой взгляд нетерпеливо переместился с них на Дарака. Никто пока не увидел меня, сидящую в тени двери-входа. Затем я увидела то, что висело на шее у девицы в малиновом с жемчугом в волосах. Крошечный зеленый прохладный предмет на золотом кольце и цепочке. Нефрит.

Я поднялась прежде, чем смогла подумать, протянула руку вперед и окликнула ее.

Вся процессия остановилась, словно споткнувшись, и уставилась на меня. Я не видела выражений их лиц, только чувствовала их, мои глаза впились в тот зеленый прохладный предмет между коричневых грудей этой самки.

Воцарилось молчание, а затем он произнес:

— Поклонитесь своей богине, люди. Попросите ее показать вам несколько фокусов, пусть заработает свой хлеб.

Тут все застыли как камень. Влажная дневная жара стала удушающей. Я не смотрела на его лицо, только на лицо девицы с нефритом. Та ухмыльнулась, подняла брови, одну за другой, а затем сплюнула на землю перед лестницей. Но глаза ее глядели настороженно.

Я очень медленно спустилась по лестнице и вся дрожала. Остановившись в нескольких футах от нее, я не говоря ни слова показала на зеленый предмет.

Она рассмеялась и снова сплюнула. А затем посмотрела на Дарака.

— Чего тебе надо, ведьма? Твердый зеленый камень нельзя есть.

— Дай его мне, — велела я разбойнице.

Та преобразила свой страх и гнев. — Отвали. Он не твой. Он мой. Мне подарил его Дарак.