Восстановление - [20]

Я иду по грязной, мутной жиже, ожидая логического завершения всего этого.

Я слышу, как приближается автомобиль. Оглядываясь назад, я вижу фары.

Дыхание перехватывает. Мое сердце начинает биться быстрее. Может быть это Джереми? Надежда разбивается вдребезги, когда машина обливает меня грязью. Мне кажется, будто я слышу смех, когда она устремляется прочь.

Я проклинаю свою собственную глупость. Конечно, это был не Джереми. Он не супермен. Он не может появиться здесь в мгновение ока.

Итак, я продолжаю идти, холодная, мокрая, одинокая и жалкая. И как только возможно, что я так низко пала за несколько дней.

***

Оказавшись на заправке, я уже почти готова сдаться и позвонить Джереми. Но когда дежурный сообщает мне, что закусочная, которую я ищу, находится менее чем в полумиле отсюда, моя решимость возвращается. Я бы не смогла жить с собой, чтобы пройти такой путь и сдаться.

Полмили ничто по сравнению с тем расстоянием, что я уже преодолела. Разве я не готова была отдать всё несколько месяцев назад, чтобы ходить туда, куда захочу? Когда я была пленницей в солярии, я не возражала против небольшого дискомфорта. И теперь я могу просто ходить, где угодно, до тех пор, пока я хочу. Черт, если бы я повернула на север, я могла бы даже добраться до Канады.

Никто не может отнять этого у меня. Полмили? Полмили - это ничто.

Эту мантру я повторяю в своей голове в то время, как моя мокрая куртка прилипает к телу, а мои пальцы настолько замерзли, что возникает такое ощущение, будто они сейчас отвалятся.

Я засовываю руки в карманы. Но из-за сильного ливня вода стекает по рукавам, а потом и внутрь. Я дрожу.

Оказавшись на территории закусочной, я замечаю, что она достаточно заброшена. Одинокий автомобиль находится на стоянке. Это один из тех древних грузовиков, которые весят наверное раза в четыре больше, чем любой современный автомобиль. Он может превратить что угодно в фарш в аварии.

Я увеличиваю темп, насколько это позволяют мои замершие конечности. Мои ботинки скользят.

Я касаюсь дверной ручки. Делаю глубокий вдох. И захожу вовнутрь.

Колокольчик извещает о моем прибытии. За стойкой никого. Через секунду раздается хриплый, женский голос.

- Я буду через секунду!

Я пробираюсь к бару, мои ботинки издают  хлюпающие звуки по линолеуму. Выходит женщина. Я снимаю капюшон и показываю свое лицо.

- Здравствуй, мама, - говорю я.

Глава 12

Стук стекла об пол нарушает тишину.

- Черт! - ругается моя мама.

Она опускается вниз и начинает собирать осколки, избегая зрительного контакта.

Я жду, пока мое терпение не лопается.

- Ну? - требую я. - Разве ты не хочешь поприветствовать свою дочь?

- Насколько я могу судить, - говорит она себе под нос, сосредоточившись на сборе осколков. - У меня нет дочери. Или не это мне сказал мой собственный ребенок, когда мы в последний раз разговаривали?

Собрав все осколки в аккуратную кучку, она поворачивается ко мне спиной и идет, чтобы взять веник.

У нас плохие отношения, но ради приличия она могла бы предложить мне горячего чая или спросить, почему я появилась здесь в глуши в таком состоянии.

- Если ты ждешь, что я извинюсь, - кричу я ей вслед. - Этого не произойдет!

- Жду? - фыркает она и начинает подметать. - Я ничего не жду. Зачем мне это? Прошло пять лет, когда мы в последний раз разговаривали, когда я видела твое лицо, и теперь ты появляешься здесь в таком виде и хочешь, чего? Чтобы я волновалась? Ты хочешь, чтобы я спросила, как ты, где ты была, что, черт возьми, случилось с тобой?

Её голос начинает дрожать.

- Этому не бывать, дорогая. Сожалею. Ни за что. Никак. Если бы у тебя были мозги, ты могла бы кое-чему у меня научиться. Ждать? Не ожидай ничего, и ты никогда не разочаруешься. Проклятые ожидания. Они как ветер. Сегодня здесь, завтра - там.

Она смотрит на меня секунду.

Это краткая вспышка доказывает, что она притворялась. Она никогда не умела скрывать свои эмоции. Поэтому она такая уязвимая для тех типов мужчин, которых она привлекает.

То, в чем она пытается меня убедить - всего лишь прикрытие для эмоций, которые она так отчаянно пытается скрыть.

Она смотрит вниз и продолжает подметать, проходясь по одним и тем же местам по несколько раз.

- Нет, - продолжает она. - Нет, я перестала волноваться. Воспитывать ребенка в течение восемнадцати лет. Дарить свою любовь, пищу, кров. Дарить свою ласку. Теплое место, чтобы спать по ночам. Защищать ее от всего плохого в мире. И что потом? В один день ребенок встает и уходит. Пуф! Прошло! Просто так! Исчезло без следа.

Движения веника становятся все более резкими. Четче.

- Что должна делать мать? Пойти за ней? Нет. Нет, не после того, что было сказано. Она должна вызвать полицию? Нет, зачем им разбираться в её дерьме. Но должна ли она просто забыть, притвориться, что ребенок, которого она носила девять месяцев, просто никогда не было?

Она останавливается, отрывая глаза от пола. Она смотрит на меня.

- Нет. Она никогда не сможет сделать это. Ни одна мать не сможет сделать это.

В её словах я чувствую боль и мучения. Меня чуть не захлестывает чувство вины. Я пытаюсь прогнать его, но ничего не выходит. Не тогда, когда я знаю о ней и Поле.