Восстание ягда Кропора - [50]

— Прости, я так люблю дешёвые романы, что продают в космопортах. Там такие дешёвые отношения… Она что-то сказала, он что-то ответил, потом поцелуи и всё такое прочее, и так упоительно и сладко.

— Значит, не нужно убивать Танту? — еле двигая языком, выдавил из себя ягд Стикт.

После этого ягда Езера опять засмеялась. Закончив потешаться над расстроенным ягдом Стиктом, она потребовала у него подробного рассказа о ночном штурме, когда стрерх вошёл внутрь а арабы и Фен Хунн, убивали выбегающих из всех помещений разбойников. В последний момент штурма арбалетной стрелой был убит один из арабов и ягд Тантарра решил расстрелять башни из штралеров, и даже успел сделать один выстрел, превратил в груду дымящегося мяса последних из нападавших. Ягд Стикт умолил его больше не стрелять, демаскируаскрывая охотникам их местоположение на Зиеме, но стрелять больше было не по кому. Ягда Езера была за пределами монастыря и не присутствовала при этом, с её точки зрения, захватывающем зрелище, при отсутствии других развлечений. Даже банальная реклама косметических процедур и средств для самооперций на внутренних органах, её сейчас бы попробовали. До этого она видела, как к монастырю по узкой дороге в скалах приближаются факелы атакующих, как хунну гонит вперёд моравов со смолой для поджога ворот, а на них сбрасывают камни. После этого вперёд был послан стрерх. Сейчас ягд Стикт, подрагивая от озноба, описывал всё долго и прилежно. И о том, как лже-епископ угрожал убить, как заложников, двух греческих монахинь, сидящих у него в подвале для грязных развлечений, выдавал себя за брата короля Дагобера, предложил в обмен на свою жизнь показать, где спрятан алтарь и серебряная посуда, отдать овец, коров, вино, соль, отменить обязвтельгую передачу ему десятой части всего урожая в этих местах.

Ягда Езера слушала его задумчиво, но было видно, что мысли её далеко. Просохли и засеребрились деревянные крыши конюшен, сараев и кухни. Рабы-моравы быстро перетаскали лохани с водой для Паратки. Айуб и трое арабов медленно выехали из монастыря и скрылись в скалах. Опрятная старуха принесла горшок дымящихся костей и начала кормить ими лохматую собаку, размером с телёнка. На дворе бегали куры, смуглый мальчик с тряпкой на бедрах вместо штанов и меховой безрукавке на голом теле, гонял их хворостиной, следя, чтобы они не выбегали через ворота за пределы крепости. Видно было, как со стороны Ольмоутца в небо поднимаются несколько хвостов сигнальных дымов.

— Хватит, — сказала ягда Езера.

В сопровождении ягда Стикта, она величественно проследовала в башню Повелителя. Сидоний и Здравка, глядели им вслед, сидя на приступке у колодца.

— Говорю тебе, когда настоятель монастыря, преподобный Андрей Веронский, срубил священную ель, все местные моравы ушли на восток, за Белые Карпаты, — сказал Сидоний, — не знаю, над кем будет царствовать здесь королева.

— А может она купцов будет грабить как самозванный епископ, — предположил Здравка с умным видом, — однако, опять дождь будет.

— Да, что-то не то с погодой в этом году из-за пожаров, наверное — и льёт, и льёт…

Глава двеннадцатая БАШНЯ ПОВЕЛИТЕЛЯ

Уже ближе к вечеру, после того, как ещё раз коротко и зло отшумел ливень, а Паратка закончила выпекать пшеничные коржи, вернулся Айуб с тремя арабами. Они оставили изнемогших от долгого пути крутого подъёма к монастырю лошадей у коновязи и вошли в башню Повелителя. Им в нос ударил запах горелого дёгтя от горящих очагов факелов, мочи и старой пыли. После подьъёма по узкой лестнице, стало видно большое помещение с очагом посередине. В дальнем углу, среди тюков, бочек и корзин, видны были тюки, две девушки с распущенными волосами, перебирали какие-то тряпки, раскладывая их в разные сундуки. Рядом, на бочке дремал араб, в плоской сирийской шапочке и восточном халате. Сквозь ресницы он вяло смотрел на вошедших. Фен Хунн выслушал Айуба, несколько раз переспрашивал его, не всегда понимая значения слов. Потом он шурша пластинами своего панциря поднялся по каменным ступеням, ведущим на верхние ярусы башни и остановился. Лестница уходила ещё выше, но он оглянулся и стукнул рукоятью плети в доски низкой двери. После короткого лязга запоров дверь открылась внутрь. На пороге возник араб в кожаном панцире поверх плаща. Он лениво махнул широкой ладонью:

— Заходи.

Каменный колодец зала был десять шагов в длину и семь в ширину. Сверху виднелись мощные балки, справа, через окна-бойницы, бил оконный свет. Слева виднелись ниши, завешенные шерстяными тряпками. В углах лежали корзины, отрезы шёлка, льна, меха, белёсые мешки с драгоценной солью, бочки с рыбой, связки факелов, щиты, копья, связки стрел, луки, арбалеты. Под окнами на скамье примостился раненый стрелой молодой араб и было видно, что его бьёт дрожь. Посредине зала, за низким столом, покрытым объедками, кувшинами, оружием, друг напротив друга, сидел ещё один араб и ягд Стикт. У глухой стены, на уступе, возвышался большой деревянный трон, украшенный резьбой. Опершись на спинку трона, в тени, стоял один ягд Тантарра. По обе стороны от него на железных треногах горели жировые светильники. Справа в дальнем углу, на узких железных ящиках, полу лежали ещё двое арабов. В очаге, устроенном в нише стены, горели дрова. Дым, не полностью попадая в дымоход, висел под потолком. Когда Фен Хунн вошёл, никто не шелохнулся. Только раненый, прооперированный у Ольмоутца ягдом Тантаррой, помахал ладонью, отгоняя мух. Фэн Хунн почесал рукоятью плети свой расплющенный нос, перешагнул через лавку у стола и бесцеремонно сел. Он положил изогнутый меч на колени и покосился на ягда Стикта.