Восстание вассала - [27]

Одним из секретных бастионов для Даниста был маленький израильский город Эйлат, где у него с давних пор имелась небольшая одноэтажная вилла с садом на окраине. Что ни говори, пример идеального места для тайного убежища. Там свободная экономическая зона, там сказочно теплый климат, там далеко от израильско-русской тусовки, кучкующейся в основном в центре страны, и, наконец, там, в личном бомбоубежище, у него имеется потайная комната-сейф, в которой все сработано даже на случай ядерной войны или нашествия инопланетян. Подземный тайник оставался бы доступным лишь для него одного.

Денис тогда же предусмотрел, что в случае его внезапной кончины доступ к «сокровищнице» мог получить только старший наследник – сын. С этой целью он оставил в двух авторитетных адвокатских конторах Цюриха и Амстердама, которые вели личные дела семьи, завещание, в котором содержалась не только опись имущества, но его местонахождение, коды и пароли доступа. Причем в каждой из контор хранилась лишь половина секретных данных. Таким хитрым образом Денис страховался от всяких неприятных неожиданностей. Даже если произошло бы невероятное и одна из двух уважаемых адвокатских контор осмелилась бы передать их третьим лицам, то все равно невозможно было бы получить доступ к тайнику. Это мог сделать только сын, соединив обе части посмертных посланий отца.

Разумеется, в эйлатском хранилище и некоторых других была спрятана только часть богатств опального олигарха. Другой частью капитала – в основном депозиты на банковских счетах в оффшорах, оформленные либо на предъявителя, либо на подставных лиц, – он поручил управлять давнему другу по школе, институту и комсомольской деятельности Леониду Безлину.

Как только со стороны властей начались преследования олигарха, тот по настоянию шефа переехал в Израиль и оттуда осуществлял финансовую опеку семьи. Вот почему, добравшись любым способом до Эйлата, новоиспеченный гражданин России Денис Дантесов без особого труда мог решить все свои проблемы, включая реализацию пока еще непонятного ему самому плана мести.

Выбраться из Поднебесной, не имея необходимых финансовых средств, исправных документов и связей, было не так-то просто. Совершенно спонтанно он решил сначала добраться до Харбина. Помня из истории, что этот маньчжурский город некогда был Меккой белоэмигрантов, он надеялся найти там их потомков, у которых, разумеется, не открываясь, мог попросить содействия.

Дорога до Харбина заняла больше месяца, после чего Денис неожиданно сделал для себя неприятное открытие – никакого «китайского экономического чуда» он так и не увидел: повсюду бедность и нищета, чреватая большими опасностями для любого чужеземца.

Конечно, он не мог позволить себе лететь самолетом или ехать поездом в спальном вагоне, а предпочел передвигаться, не предъявляя паспорта: то в товарном вагоне, то в фуре, остановленной по пути автостопом, то на велосипеде, купленном у какого-нибудь забулдыги в придорожной столовой.

Размышляя над увиденным, Данист неожиданно поймал себя на мысли, что если таким образом передвигаться по России, то картина предстанет столь же безрадостная. Хорошо бы министрам, отправляющимся в командировки, выдать по велосипеду, чтобы те оказались как можно ближе к российским реалиям. Да и президенту с премьером не мешало бы сойти, наконец, с выстланных специально для них ковровых дорожек, будь они в аэропорту или в коровнике. Наверняка будет полезно для корректировки взглядов на собственные дела и поступки.

Что только не лезет в голову в дороге! Тем более на пустой желудок.

Добравшись до Харбина, Денис был крайне разочарован. Никакой русской диаспоры здесь не было и в помине. Одни чужие азиатские лица.

Побродив по городу и жестами расспрашивая прохожих, которые странным образом сразу понимали, что перед ними гость из России, он наконец нашел Софийский собор. На площади перед ним «паслась» стая голубей, а врата храма были распахнуты настежь. Войдя внутрь, Денис обнаружил там только группку китайцев, усердно молящихся у центрального алтаря. Странно было видеть коленопреклоненных православных китайцев. Оказывается, бывает и такое.

Но коллекционировать впечатления, будто ты турист, а не беглый заключенный, было некогда. Уже выйдя их храма, Денис вдруг заметил на паперти глубокого старика, просящего милостыню. Облик его был явно славянского типа. Подойдя к нему ближе и бросив в алюминиевую кружку несколько юаней, Денис спросил:

– Скажите, дедушка, что, этот храм уже не русский?

Старик как-то странно прислушивался к его голосу, подняв на прохожего затуманенный, полный тоски и печали взор.

Впрочем, Денис и сам удивился слетевшим с губ словам. Когда он последний раз говорил на русском? Похоже, на пограничном переходе в Хейхе. Как же давно это было!

– Да русский-то он русский. Вот только давно уже здесь русского настоятеля не видно. Был тут как-то настоятелем один китаец. Русским языком хорошо владел, ничего плохого сказать не могу, да и того во время их культурной революции расстреляли. Спаси господи его душу.

Старик с неимоверным трудом перекрестился. Заметив, что прохожий обратил внимание на его немощь, нищий русский, как бы оправдываясь, добавил: