Восстание в казарме - [4]

Лебяжий осветил фонариком бумагу, и при чтении первых же строк его лицо исказилось злобой. Он схватил Лопатина за горло.

- Где взял?!

И прапорщик длинно и грязно выругался.

- Ваше благородие... я... я... под подушкой... я...

Взводный с силой оттолкнул солдата и бросился было в казарму, но тут же остановился. "А вдруг там бунт? Солдаты растерзают..." Эта мысль бросила его в озноб.

- У кого ещё видел такие бумаги? - шёпотом спросил он у Лопатина.

- Больше не видел я... ей богу, ваше благородие... не видел... - прошептал Лопатин.

Спустя пять минут Лебяжий уже был в штабе. Полкового командира он там не застал. Он обязан был сообщить о случившемся своему ротному, но решил доложить полковому сам. Он не хотел уступать "честь открытия" кому-то другому. Направляясь на квартиру к командиру полка, прапорщик чувствовал себя героем. Он уже прикидывал в уме, какие выгоды даст ему этот случай.

- Ну, что у вас там стряслось? - спросил командир полка, проведя Лебяжьего в кабинет. - Садитесь.

Лебяжий вытащил прокламацию.

- Сейчас обнаружил в казарме.

Полковник надел очки и, придвинув к себе лампу, стал читать. Лебяжий впился в него взглядом и весь напрягся, словно ожидал взрыва. Он понимал, что полковник в первую минуту может весь свой гнев обрушить на него. Но это лишь в первую минуту. Потом Лебяжий сумеет всю историю повернуть так, что сразу будет видна не вина его, а величайшая заслуга.

Швырнув прокламацию на стол, полковник прищуренными глазами пристально посмотрел на Лебяжьего. Потом он снял очки и тоже швырнул их на стол.

- Оч-чень хорошо, - процедил он. - Докатились. Печатной крамолой потчуют солдат на глазах, а они и в ус не дуют... Расследовали?

- Никак нет. Тут, я считаю, обыск нужно произвести.

- Никаких обысков. Это только растревожит солдат. Через три дня, одиннадцатого декабря, вторая и третья роты всё равно будут отправлены. Есть приказ командующего.

Лицо Лебяжьего вытянулось. Новость была не из приятных. Ехать на фронт? Нет, это не входило в планы прапорщика Лебяжьего.

Спустя полчаса он был в учреждении, которое посещал нередко и которое имело не совсем понятное название - "Военный контроль". Зато чем здесь занимаются - Лебяжий отлично знал. Он сам был негласным сотрудником "Военного контроля", ведя постоянный шпионаж среди офицеров и солдат своего полка. Но Лебяжий приходил сюда не в русский отдел, а к английскому полковнику Тронхиллу. Он "работал" на англичан.

Вначале Лебяжий доложил Тронхиллу о найденной прокламации и о том, как к этому отнёсся командир полка. Потом он спросил у полковника, что будет с ним, если вторую роту отправят на фронт.

На чистом русском языке Тронхилл ответил:

- Вы никуда не поедете. Нам невыгодно терять такого человека в Архангельске. Я поговорю о вас с Айронсайдом.

6

Андрея Грушина и Лиду связывала давнишняя большая и нежная любовь. Они могли вспомнить даже те времена, когда вместе катались с горы на санках, потом - когда пятнадцатилетний Андрей со своего первого заработка угощал Лиду дешёвыми конфетами. Они могли вспомнить о юности, когда на лесопильном заводе начала работать и Лида. Потом - годы разлуки, когда Андрей был на фронте. Он вернулся, тяжело раненный в ногу. Любовь их после разлуки окрепла.

Теперь Андрея волновали новые мысли, он был полон энергии и силы, несмотря на плохо зажившую рану. Он рассказывал Лиде, как встречался в окопах с большевиками и как они заставили его и других солдат по-иному смотреть на происходящие события.

Под влиянием Андрея менялись взгляды на жизнь и у Лиды. Она видела на заводе много несправедливости, тяжёлую жизнь рабочих, сама жила такой жизнью.

Лида уже два года работала на телеграфе. В дни, когда Архангельск захватили англичане и американцы, и большевикам, оставшимся в городе, пришлось уйти в подполье, место её работы оказалось на редкость удобным для поддержания связи между подпольщиками. Кто мог догадаться, что иногда под видом телеграммы передают девушке записку, или подобную записку получают от неё вместо квитанции.

На телеграфе Лида познакомилась и с прапорщиком Лебяжьим. Первый раз увидев Лиду, Лебяжий одобрительно-жадным взглядом окинул девушку. Он стал чуть ли не ежедневно приходить на телеграф. Молодой, самоуверенный, привыкший к лёгким победам над женщинами, Лебяжий не сомневался в своём успехе и сейчас. Он приглашал Лиду на вечера и назначал свидания. Но девушка разговаривала с ним холодно и уклонялась от встреч. Это уязвляло самолюбие прапорщика, и он с удвоенной настойчивостью продолжал добиваться её расположения.

Знакомство с белогвардейцем было противно Лиде. Оно, кроме того, наполняло душу девушки постоянной тревогой. Ей нужно было держаться с офицерами очень осторожно. В то же время она с трудом сдерживала себя, когда Лебяжий начинал бахвалиться, уверяя, что большевикам скоро на всех фронтах наступит конец. Он говорил гадости о тех людях, которые своей выдержкой и мужеством, своей высокой идеей увлекли девушку, за собой на трудный путь революционной борьбы. Прапорщик Лебяжий цинично заявлял о том, что в Архангельске не осталось ни одного человека, сочувствующего большевикам, - всех перестреляли или отправили на Мудьюг1. А Лида ежедневно сама встречалась с большевиками-подпольщиками, с которыми сблизилась через Андрея Грушина.