Восстание - [20]
Приблизительно на полпути между Глигану и Леспезью кучер, как ему было приказано, остановил лошадей. Отсюда поле полого опускалось до стыка обеих долин. Видимость стала лучше, словно воздух очистился, просветлел. Внизу, к югу, открылась полоса чистого неба.
— Сейчас я вам покажу остальные поместья, — продолжал Григоре свои объяснения. — Слева виднеется Валя-Кыйнелуй. Около деревни Леспезь, той, что перед нами, кончается поместье Гогу и начинается Вайдеей. А от Леспези вы видите, как бежит дальше шоссе, по которому мы приедем в Амару, во-он то село побольше и покрасивей. Проведите мысленно прямую линию, продолжающую шоссе на Валя-Кыйнелуй, и это как раз будет граница поместья Вайдеей. Все, что направо от этой линии, принадлежит нам, до долины реки Телеорман, которую мы раньше проехали… Тоже справа, но здесь, совсем рядом, маленькое, как гнездышко, село, — это Бырлогу. До самой дороги от Леспези к Бырлогу тянется поместье Надины, а дальше ее земля доходит до реки Телеорман. Как видите, мы объехали кругом почти все поместье жены… Между Бырлогу и Амарой, значительно ниже, виднеется еще одно село — Руджиноаса, оно как раз в центре наших владений. Там у нас главные хозяйственные постройки и самый ценный инвентарь. На линии горизонта даже отсюда видна деревня Извору. Красное пятно — крыша усадьбы семьи Гика. Тот лес, что влево от Извору, принадлежит нам, он занимает погонов триста. Только это нам и удалось сохранить. Еще сто лет назад Амара стояла на самой опушке леса, который покрывал всю эту местность… Влево, у Валя-Кыйнелуй, виднеется и село Вайдеей. Оттуда белая лента дороги ведет к Мозэчени. Поближе, но по ту сторону речки, очень хорошо видно село Кантакузу. Это поместье — в нем более чем три тысячи погонов, — говорят, принадлежало когда-то семье Кантакузино, а сейчас им владеет капитан Лаке Грэдинару из Питешти… Впрочем, здесь со всех сторон одни только барские поместья. Вон там Бута, дальше Неграши, затем Зидуриле, потом Думбрэвени…
В Леспези Григоре показал гостю усадьбу шурина, выглядевшую довольно ухоженной. Тот изредка наезжал сюда, уступая настояниям жены, которой после столичных развлечений хотелось иногда для разнообразия пожить в деревне.
Наконец приехали в Амару. Село было большое, но такое же нищее, с такими же крытыми соломой лачугами и дворами, заросшими сорняком. Но Григоре с нескрываемой гордостью обратил внимание Титу на каменную церковь с позолоченным куполом, воздвигнутую его дедом, и на новую школу, построенную отцом. В глубине улочки, ведущей влево, он показал усадьбу поместья Вайдеей. Здесь обитает сейчас арендатор Козма Буруянэ, а раньше, до раздробления имения, жили батраки.
— Останови, Иким, мы тут сойдем, пусть гость получше увидит наши владения. А ты поезжай дальше! — неожиданно воскликнул Григоре и вместе с Титу соскочил с брички.
Направо начинался деревянный забор на кирпичном основании, с квадратными столбиками. За забором ряд старых тополей охранял, словно шеренга гвардейцев, усадьбу Юги. Через распахнутые ворота виден был двор, дома для приказчиков, батраков и слуг, а также конюшни, птичники, амбары, кладовые. Дальше, шагах в ста, открывался главный вход в барскую усадьбу. Высокие, широкие ворота были увенчаны тремя каменными арками, соединенными наверху голубятней.
Войдя во двор, Григоре с легкой грустью сказал Титу:
— Сейчас вы увидите, на что способна любовь!
В конце аллеи молодых елочек новая усадьба радовала глаз, точно улыбка прекрасной женщины. Титу уже знал, что Юга построил эту усадьбу лишь ради Надины. Белое здание с гостеприимной, вместительной верандой, светлыми окнами и четырьмя стройными, как копья, башенками заросло плющом, зеленая листва которого местами доходила до окон верхнего этажа. Поближе к дому аллея расширялась и опоясывала большую клумбу в форме сердца, пламенеющую алыми цветами.
— На эту причуду с цветущим сердцем вы не обращайте внимания, — улыбнулся Григоре, заметив, что Титу внимательно рассматривает клумбу. — Это плод воображения злосчастного влюбленного, а вкусы влюбленных сами знаете каковы. Сохранил же я эту клумбу и продолжаю за ней ухаживать, так как все еще пытаюсь убедить самого себя, что не отказался от любви, — закончил он, невесело усмехаясь, и добавил другим тоном: — Думаю, нам стоит обойти здесь все не торопясь, вы все рассмотрите и полностью освоитесь. Я вам не надоел своими объяснениями? Обещаю, что это в первый и последний раз.
Новая усадьба возвышалась посреди парка, предмета постоянного внимания и забот Григоре. Он привез и высадил ели, которые, впрочем, не очень хорошо прижились в этом равнинном краю. Тропинки, посыпанные мелким гравием, вились вокруг беседок, цветочных клумб, старательно подобранных куп деревьев и подстригаемых каждую неделю полянок. За опоясывающей парк живой изгородью была натянута проволочная сетка, отделявшая его от двора, откуда в парк могли проникнуть куры. Только голуби прогуливались по аллеям и перед усадьбой, но как-то робко, не то что на заднем дворе, где они чувствовали себя вольготно среди бесчисленной домашней птицы.
В эпическом повествовании Ливиу Ребряну (1885—1944) — одного из выдающихся представителей румынской прозы межвоенного периода — деревня встает перед читателем как живая. На протяжении всей книги переплетаются, не сливаясь, две главные линии — драма героя, простого крестьянина Иона, чьи достоинства ненасытная жажда обогащения превращает в нравственные пороки: здравомыслие — в коварную расчетливость, энергию — в дикую жестокость; и жизнь деревенских «господ», высокомерие которых не позволяет им смешаться с «чернью».
Ливиу Ребяну и Михаил Садовяну — два различных художественных темперамента, два совершенно не похожих друг на друга писателя.Л. Ребяну главным образом эпик, М. Садовяну в основе своей лирик. И вместе с тем, несмотря на все различие их творческих индивидуальностей, они два крупнейших представителя реалистического направления в румынской литературе XX века и неразрывно связаны между собой пристальным вниманием к судьбе родного народа, кровной заинтересованностью в положении крестьянина-труженика.В издание вошли рассказы М. Садовяну и его повесть "Митря Кокор" (1949), обошедшая буквально весь мир, переведенная на десятки языков, принесшая автору высокую награду — "Золотую медаль мира".
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ряду гениев мировой литературы Жан-Батист Мольер (1622–1673) занимает одно из самых видных мест. Комедиографы почти всех стран издавна признают Мольера своим старейшиной. Комедии Мольера переведены почти на все языки мира. Имя Мольера блистает во всех трудах по истории мировой литературы. Девиз Мольера: «цель комедии состоит в изображении человеческих недостатков, и в особенности недостатков современных нам людей» — во многом определил эстетику реалистической драматургии нового времени. Так писательский труд Мольера обрел самую высокую историческую оценку и в известном смысле был возведен в норму и образец.Вступительная статья и примечания Г. Бояджиева.Иллюстрации П. Бриссара.
В 123 том серии "Библиотека всемирной литературы" вошли пьесы: "Чайка", "Три сестры", "Вишневый сад", рассказы и повести: "Смерть чиновника", "Дочь Альбиона", "Толстый и тонкий", "Хирургия", "Хамелеон", "Налим", "Егерь" и др.Вступительная статья Г. Бердникова.Примечания В. Пересыпкиной.Иллюстрации Кукрыниксов.
В тридцать третий том первой серии включено лучшее из того, что было создано немецкими и нидерландскими гуманистами XV и XVI веков. В обиход мировой культуры прочно вошли: сатирико-дидактическую поэма «Корабль дураков» Себастиана Бранта, сатирические произведения Эразма Роттердамского "Похвала глупости", "Разговоры запросто" и др., а так же "Диалоги Ульриха фон Гуттена.Поэты обличают и поучают. С высокой трибуны обозревая мир, стремясь ничего не упустить, развертывают они перед читателем обширную панораму людских недостатков.
"Американская трагедия" (1925) — вершина творчества американского писателя Теодора Драйзера. В ней наиболее полно воплотился талант художника, гуманиста, правдоискателя, пролагавшего новые пути и в литературе и в жизни.Перевод с английского З. Вершининой и Н. Галь.Вступительная статья и комментарии Я. Засурского.Иллюстрации В. Горяева.