Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 - [3]

- Это к делу не относится, - холодно сказал дежурный, - Ппароля-то вы не знаете.

- Ладно, - сказал я, - если вам мало моей красноармейской книжки и вы не верите тому, что я - это я, согласен остаться у вас. Только знайте. По вашей вине сегодня ночью штаб дивизии останется без связи.

Немного подумав, дежурный взял трубку и позвонил в штаб дивизии. Из трубки было слышно как кто-то из дежурных по узлу связи громко ругался и грозил мне наказанием за то, что я где-то шляюсь и не прихожу вовремя на дежурство.

- Ну ладно, - сказал дежурный, положив трубку, - я и сам тебя знаю. Другой раз не разгуливай без пароля.

Мне сообщили пароль на ночь, обругали всякими нелестными словами и выпроводили за дверь.

Наше наступление на Харьков длилось дней 7-8. Солдаты были бодры. Шутили. Хотя трудности наступления были большие, спать почти не приходилось. Всякое наступление очень воодушевляет солдат, а нас тем более. Ведь мы наступали после трудного периода отступления.

Если раньше стрельба была редкой, непродолжительной и всегда как-то откатывалась в сторону, то в это утро 20.05.42 все было наоборот. Стрельба была частой и все время приближалась в нашу сторону. Если раньше немцы уходили не принимая боя и едва отстреливались, то теперь они не только не уходили без боя, но и сами его навязывали. Если до сегодня с немецкой стороны мы встречали отдельные слабые соединения войск, то теперь по силе стрельбы и количеству немецкой авиации можно было догадываться, что нам противостоит большая армия и армия хорошо вооруженная. Наш узел связи штаба дивизии находился у края села на склоне оврага. Где находилось наше командование дивизией и ее комдив Ганышев, никто не знал. Я находился на коммутаторе узла связи 103 дивизии, держал связь с тремя пехотными полками и 1 артполком. Полки носили номера 586, 383, 683, если не ошибаюсь. Держа связь с ними, я ясно представлял, что происходит в этих полках и вокруг.

Мне все время приходилось кому-то отвечать или самому запрашивать полки. Никого из начальства нигде не было. В полках не было полковников, в дивизии не было генералов.

В узле связи нас было 5-6 связистов, которые обслуживали коммутатор, радиостанцию и телеграф. Возглавлял нас старший лейтенант, которого я раньше почему-то считал связистом не из нашего батальона связи. Поддерживали связь с полками, и соседней дивизией. Но кто распоряжался этими полками, кто командовал боем, понять было невозможно. Несмотря на то, что с нами не было наших командиров, связисты, солдаты до конца находились на своем посту. В каждом полку был наш телефонист, который давал о себе знать запросами в штаб дивизии. Беспрерывно, то из одного полка, то из другого телефонисты сообщали обстановку и сами спрашивали что им делать, так как в полках никого из начальства не было. Поскольку мы сами не знали, наши ответы были неопределенными. Бой с каждой минутой все более нарастал. Совсем рядом, за оврагом, стояла страшная стрельба. Рычали моторы, приглушенно сотрясали землю взрывы. В нашу сторону залетали пока отдельные снаряды которые с резким звуком рвались возле нас. Каждый близкий взрыв снаряда сотрясал стены землянки. Казалось, что стены оживают и движутся. Сверху летела земля, солома, песок, ветки, а мелкая микроскопическая пыль проникала в нос, в рот и противно скрипела на зубах. В воздухе пахло сладковатым пороховым дымом. В ушах звенело. Люди с бледно-серыми заостренными лицами глупо вздрагивали, делали неопределенные защитные движения, переглядывались. Население блиндажа было разношерстно как по возрасту, так и по образованию. Были здесь и юноши лет по 17-18, были также и взрослые мужчины лет по 40 и более. На каждый очередной взрыв все реагировали по-разному, согласно своего возраста и темперамента. Молодые парни вылезали из блиндажа, разглядывали места взрывов и их последствия. Старички же наоборот, смирнехонько прижимались к земле и здорово ругались на молодых, чтобы те не вылезали. Сидеть в блиндаже под обстрелом вещь не совсем приятная, хотя и не скучная. Сидишь и ждешь, попадет в тебя или пролетит мимо. Такую монотонность тоненько нарушали телефонные зуммеры. Нет-нет, да и позвонит кто-нибудь из полков. Здесь разговор вели между собой только связисты. Начальства-то нет. Спросят, живы? И опять замолчат. Вроде бы и им на том конце провода становится не так страшно.

Вот Мишка Ивановский воинственно докладывает по телефону: связь в опасности. Никого поблизости нет. Все куда-то разбежались и к нему держит путь небольшая группа немцев. Спрашивает, что ему делать? И связь сразу прекращается. Через некоторое время снова звонит Мишка. Он говорит, что из карабина застрелил двух фашистов, а остальные не стали подходить ближе и прошли стороной. Через несколько минут он еще звонит. Говорит, что фронт прошел мимо него, а он сам сидит в окопчике уже в тылу врага и не знает, что ему делать. Я посоветовал возвращаться и после этого Мишкин телефон больше никого не беспокоил. Фронт пододвинулся совсем близко. Стреляло впереди, с боков. Трудно было разобраться, что происходит. Горели дома, кричали люди. Никто ничего не знал, что делать. Мы продолжали дрожать от страха и одновременно скучать от бездействия. Ждали каких-то указаний. Связь уже совсем не работала. Проголодались. Утром где-то рядом стояла кухня. Рассудили, что если дано умереть, то уж пусть лучше сытыми. Разыскали пару котелков, дали мне их как самому младшему и я отправился на кухню за обедом. Все-таки время было уже послеобеденное.