Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [6]

Превосходство маневров Императора было неоспоримым, полководческий талант наших генералов и храбрость наших солдат несомненен. Если бы сейчас состоялось генеральное сражение, то оно закончилось бы полной победой. И если бы противник продолжал избегать боевых действий, Литва бы снова возродилась, Рига захвачена, и следующую кампанию мы бы начали, имея значительное превосходство над русскими.

Император также был настроен весьма оптимистично. В разговоре с г-ном де Нарбонном в Витебске он определил численность обеих стоявших у Смоленска русских армий в 130 000 человек. Свои силы, включая конную Гвардию, а также 1-й, 3-й, 4-й, 5-й, 8-й и корпуса он оценивал в 170 000. В случае отказа противника от битвы он не предполагал вести военные действия за Смоленском. А для достижения полной победы, ему, возможно, потребовалось бы идти до самой Москвы. В любом случае, битва, даже не окончательная, могла стать важным шагом на пути к миру.

Тем не менее, самые мудрые и опытные офицеры не были столь спокойны. Они видели, что со дня перехода через Неман армия —   даже без учета различных сражений —   уменьшилась на треть, она не в состоянии обеспечить себя провиантом даже с помощью мародерства, в этой стране, столь бедной самой по себе, и притом еще разоренной русской армией.

Они были встревожены пугающим масштабом смертностью лошадей, и как результат —   выходом из строя большей части кавалерии, сложности в передвижении артиллерии, фургонов, перевозящих медикаменты и полевых госпиталей, что приводило к тому, что больные и раненые были лишены необходимой медицинской помощи. А что, если армия будет разгромлена, и как она сможет поддерживать свою боеспособность в еще более тяжелых обстоятельствах, чем те, в которых она пребывала ранее? И, обуреваемые беспокойством, эти офицеры не могли не замечать того изумительного порядка, с которым русские вели свое отступление. Прикрытые мощными казацкими полками, они не бросили ни одной пушки, ни одной повозки, ни одного раненого или больного. Более того, они знали, что император Александр призвал каждого россиянина встать на защиту своей страны, и что с каждым нашим шагом мы становились все слабее и слабее, а они все сильнее и сильнее.

В Витебске Император пробыл пятнадцать дней. Каждое утро в шесть часов перед своим дворцом он устраивал смотр своей Гвардии, участия в котором он требовал от каждого солдата, и даже приказал снести несколько домов для того, чтобы увеличить размеры площади, на котором проходили эти смотры.

В эти моменты, будучи окруженным всеми своими офицерами, он вдавался в мельчайшие детали, связанные с управлением армией. Вызывались интенданты и офицеры медицинской службы, чтобы сообщить о состоянии вверенных им складов и о том, каково состояние госпиталей —   более того, он требовал доложить, сколько бинтов выделялось для ухода за ранеными. И весьма часто, его ответом на предоставляемую ему информацию был выговор или суровое порицание.

Здесь я могу особо отметить, что ни один генерал никогда не уделял более внимания питанию и медицинскому обеспечению своей армии, чем Наполеон. Ведь недостаточно, однако, просто отдавать приказы: те, кто получал их, должны были иметь возможности для их исполнения. Поставленные задачи сами по себе должны быть разумными, и в то же время, как их можно было реализовать, учитывая существующее положение вещей? Быстрота движения, сильная скученность войск, плохие дороги, нехватка фуража —   все эти факторы сильно подрывали работу госпиталей и медицинскую службу в целом. Солдаты, которые никогда не испытывали трудностей в этих вопросах, довольствовались только руганью, проклиная бездействие и нечистоплотность интендантов и подрядчиков. А когда они узнавали, что кто-то умер на дороге или в госпитальной повозке, говорили: «Как это печально, ведь Император так заботился о нем».

На одном из парадов, о котором упоминалось ранее, генерал Фриан был назначен командующим пеших гренадеров Гвардии вместо генерала Дорсенна, погибшего в Испании. Сам Наполеон, с саблей в руке, стоя перед строем гренадеров, поздравил и обнял его.

В течение первых дней августа русские с переменным успехом периодически атаковали наши аванпосты, но поскольку все было готово к дальнейшему продвижению вперед, Император решил идти к Смоленску по левому берегу Днепра. Движение началось 10-го августа, другие корпуса отправились на Оршу. Возле Россасно через Днепр был переброшен понтонный мост. 3-й и 4-й корпуса, кавалерия и Гвардия совершили переход, а затем быстрым шагом пошли на Смоленск. Одновременно с ними 1-й и 8-ой корпуса вышли из Орши и тоже отправились на Смоленск, а 5-й корпус, форсировавший Днепр у Могилева, шел справа. Все эти маневры были выполнены с такой быстротой и точностью, которую оценили сами русские. Император покинул Витебск 13-го и пересек Днепр у Россасно. 14-го авангард неприятеля, стоявший в Красном, подвергся атаке короля Неаполя и маршала Нея. 15-го наш генштаб прибыл в Корытню, а авангард находился уже недалеко от Смоленска. Русские военнопленные убедили Императора, что русская армия оставила город. Однако 16-го некоторые штабные офицеры и их помощники, которых отправили в город, чтобы организовать квартиры, обнаружили наш авангард сражающимся с врагом, а значит сведения, полученные от пленных, оказались ложью. Правдой было то, что генерал Барклай, прикрывавший Смоленск на другом берегу реки, определив суть наших маневров на левом берегу, поспешно двинулся в город. Он приказал князю Багратиону занять Дорогобуж, находившийся в его тылу, на дороге, ведущей в Москву, чтобы защитить этот путь к столице, а сам приготовился защищать Смоленск.