Воспоминания. Том 1. Сентябрь 1915 – Март 1917 - [47]

Наступили тяжелые, несносные дни... Газетные слухи о моем назначении не только не прекращались, а, наоборот, усиливались, и я не знал, кто вызывал их. Вакансия Товарища Обер-Прокурора оставалась незамещенной, и к А.Н. Волжину, со всех сторон, тянулись приглашаемые им кандидаты на эту должность, то из членов Думы, то из других ведомств... Поражал пестрый состав приглашаемых... Наряду с В.П. Шеиным (Впоследствии архимандрит Сергий, Управляющий Св. Троицким Подворьем в Петербурге, расстрелянный в 1922 году большевиками) и людьми его настроения, приглашался также и член Думы В.Н. Львов... Однако все переговоры с ними ничем не оканчивались, и А.Н. Волжин не мог подыскать себе подходящего... Некоторые из этих кандидатов, после визита к А.Н. Волжину, заезжали ко мне и делились своими впечатлениями, рассказывая, что А.Н. Волжин глубоко убежден в моих интригах и уверен, что, с помощью Распутина, я желаю не только занять место Товарища Обер-Прокурора, но и свалить его, чтобы самому сесть на его место... Все это до крайности нервировало меня. Я не видел Распутина несколько лет, не имел с ним абсолютно никакого общения, и мое самолюбие глубоко страдало при мысли, что А.Н. Волжин не только сам не верит моей искренности, но и вызывает недоверие ко мне со стороны других людей... Я не мог объяснить себе источника недоверия, ибо А.Н. Волжин знал о моей командировке в Ставку и о тех последствиях, какие от этого произошли и какие нашли фотографическое отражение в письмах Ея Величества к Государю... Совершенно очевидно теперь и для тех, кто во мне сомневался, что письмо Ея Величества к Государю от 10-го октября 1915 года № 139, написанное в день данной мне аудиенции, отражало лишь впечатление Императрицы от беседы со мною; что Распутин, на которого в Своих последующих письмах ссылалась Государыня, абсолютно не участвовал в создании такого впечатления, а только вторил словам Императрицы, что было его обычным приемом... Но о письмах Императрицы я не мог даже догадываться и тщетно ломал себе голову над вопросом о том, кто вооружил против меня A.H. Волжина и за что он так казнит меня в то время, когда я не только не питал к нему никакой неприязни, а, наоборот, защищал его от нападок, считал его хорошим человеком и был вполне искренен, когда давал о нем добрый отзыв Императрице.

В ноябре 1915-го года последовало назначение на Петербургскую кафедру митрополита Питирима, и А.Н. Волжин, питавший к Владыке крайнюю неприязнь, увидел в его лице еще одного моего союзника... Связанный со мною долголетней дружбой, митрополит Питирим, со своей стороны, поддерживал мою кандидатуру в Синод и давал обо мне добрые отзывы Императрице. Но, усиливая мои позиции, он еще больше вооружал против меня А.Н. Волжина. В то же время я был назначен Членом Главного Управления по делам печати, и С.П. Белецкий простодушно заявлял всем, что он торопился с этим назначением исключительно для того, чтобы облегчить мне переход из 4-го класса в 3-ий класс должности и устранить даже малейшие формальные препятствия к назначению меня Товарищем Обер-Прокурора...

А.Н. Волжину казалось, что я со всех сторон окружен сильнейшими союзниками, интригующими против него, и, подозрительно оглядываясь по сторонам, он вымещал на мне все более растущее недоброжелательство свое, с трудом скрывая его за внешними формами любезности, какие так часто вводили меня в заблуждение... Мои друзья потешались над создавшейся конъюнктурой отношений между А.Н. Волжиным и мною... Со стороны это казалось действительно смешным, ибо А.Н. Волжин видел чрезвычайно искусную интригу и очень тонкую игру там, где их вовсе не было, и не замечал того, что мое недоумение, при встрече с его недоверием ко мне, было еще большим, чем его собственное... Однако мне было не до смеха...

Создалось положение, при котором я, очевидно, уже не мог сотрудничать с А.Н. Волжиным... Не было ничего, что могло бы разрушить его предубеждение против меня... Атмосфера сгустилась до того, что я был счастлив, когда подошел декабрь, и я мог, во исполнение Высочайшего повеления, уехать в Ставку.

Глава XXII. Отъезд в Ставку

В средних числах декабря, кажется 15-го числа, я был уже в Могилеве. Предуведомленный о моем приезде, священник А.Яковлев ожидал меня. Так же, как и в предыдущий раз, я прежде всего отправился к протопресвитеру Шавельскому, а затем к дворцовому коменданту, генералу В.Н. Воейкову. Опускаю свою беседу с протопресвитером, ибо не помню ее. Помню лишь, что, в ответ на мое ходатайство доложить Государю о моем приезде, протопресвитер заявил, что Его Величество никого не принимает, так как собирается уезжать на фронт. Так же категорически отклонил мою просьбу об аудиенции и генерал В.Н. Воейков. Мои указания на то, что Государь Император лично повелел мне приехать в Ставку за иконами и что мне неудобно уезжать обратно, не откланявшись Его Величеству, не достигли цели. Других путей к Государю у меня не было, и я на другой день утром уехал из Могилева, пробыв в Ставке лишь несколько часов, вечером, в день своего приезда...

Настроение в Ставке было еще бодрее, чем раньше: все рассказывали о победах и огромной массе пленных, взятых в последних боях; но каждый объяснял эти победы по-своему и никто не связывал их с пребыванием величайших святынь в Ставке... Священник Яковлев и я, с большим вниманием, прислушивались к этим восторженным рассказам и делали одинаковые выводы... Было очевидно, что чудотворная Песчанская икона Божией Матери простояла в храме никем не замеченная... Наша просьба отслужить хотя бы прощальный молебен была также отклонена...