Воспоминания - [88]

Занятия Конгресса шли в Цюрихском Политехническом Институте. Актовый зал, где происходила церемония открытия Конгресса, был полон. Председательствовал профессор механики Е. Мейснер, работы которого мне были хорошо знакомы. Он занимался исследованиями деформаций сферических оболочек. Сказал несколько слов и А. Стодола, автор знаменитой книги по паровым турбинам. Часть этой книги, посвященную вопросам прочности турбин, я когда‑то внимательно изучал. Это был первый опыт введения теории упругости в исследования напряжений в машинных частях. Книга имела громадный успех и имела большое влияние на проектирование машин. Этими речами закончилось общее собрание Конгресса.

Тут я заметил по надписи на программе, что моим соседом был профессор М. Т. Губер, с которым я переписывался в продолжение последних десяти лет. И вот неожиданно встретились! Губер был взят в плен русскими при падении Перемышля и содержался в лагере для пленных на Волге. Как‑то в 1916 году я получил письмо от Австрийского пленного офицера Губера. Он писал, что имеет в лагере много свободного времени, изучил русский язык и хотел бы, с моего разрешения, перевести на польский язык мой учебник сопротивления материалов. На это я, конечно, согласился и после войны перевод появился в Варшаве в литографированном виде. Им пользовались в течение многих лет как учебником в Варшавском Политехникуме. Это был первый случай перевода моей книги на иностранный язык. Позже книга появилась в переводе на многие другие языки.

После закрытия общего собрания Конгресса, начались секционные заседания. В одном из них я был председателем. Председателем я оказался очень плохим. Вместо того, чтобы следить за порядком собрания, постоянно вмешивался в прения и нарушал порядок. Закончилось мое председательствование большим беспорядком. Благодаря моей нераспорядительности, заседание затянулось и отведенное для сессии время истекло до полного исчерпания программы. Оставался еще доклад одного французского ученого. Я предложил перенести, за недостатком времени, этот доклад на следующую сессию и закрыл заседание. Но тут поднялся страшный шум. Явилась целая группа громко говоривших французов, которые заподозрили председателя в пристрастности и настаивали на продолжении сессии и доклад был прочитан при отсутствии председателя. Я тогда отметил новую для меня черту нетерпимости в характере французов. Черту, которая впоследствии с такой силой проявилась у немецких «наци».

Из докладов, прочитанных на Конгрессе, самым интересным был доклад англичанина Тейлора, который говорил о пластических деформациях кристаллов мягкой стали. Интересен был доклад А. Эйхингера, который дал простое выражение для энергии деформации, соответствующей касательным напряжениям. Я докладывал мои исследования о прочности рельсового пути и результаты испытаний, произведенных Компанией Вестингауза. Приятным воспоминанием остался заключительный банкет Конгресса, организованный швейцарцами на вершине горы Ютлиберг. Была чудная погода, ужин затянулся и участники Конгресса возвратились в Цюрих только поздно вечером.

Из Цюриха я сделал несколько поездок для ознакомления с швейцарской машиностроительной промышленностью. Особенно интересным было посещение завода Зульцера в Винтертуре. Один из инженеров этого завода, служивший у Вестингауза и работавший со мной по испытаниям стали при высоких температурах, теперь заведывал одним из отделов завода и, узнав о моем участии в Конгрессе, предложил посетить Винтертур. Завод оказался очень интересным, особенно отдел, строющий дизеля. Там строились в то время, пожалуй, самые крупные в мире машины этого рода. Я узнал, что Зульцер был не только промышленником и инженером, но интересовался также и жизнью своих рабочих и затрачивал немалые средства на улучшение их быта. Иногда среди рабочих возникали недоразумения, начинались волнения. Тогда Зульцер оставлял свою чертежную доску, шел на рабочее собрание, говорил с рабочими и обычно улаживал дело. В мое время в Америке такого типа заводчика не было.

Покончив с Конгрессом, отправился в Париж. Там в это время жило много русских, бывали русские собрания, существовал русский театр. Встретились и старые знакомые. Совершенно неожиданно увидел на улице А. Н. Крылова. Он старался перейти площадь Оперы и при беспорядочном парижском автомобильном движении это было не легко. Кое-как перешли. Крылов сказал, что идет ужинать и что в ресторане его поджидают двое русских. Пригласил присоединиться, я согласился — вечер у меня был свободный. Оказалось, что один из русских был кораблестроитель, ведавший до революции постройкой военных судов на Черном море. Другой — его бывший служащий. Все мы, кроме Крылова, в Россию возвращаться не собирались и свободно критиковали большевистские порядки. Крылову нужно было возвращаться и потому быть осторожным.

Разговор скоро перешел на дела, дореволюционные, на постройку русских дредноутов, которые были спроектированы под руководством Крылова. Из общей программы до войны было закончено немного. Но то, что было закончено, показало на деле прекрасные качества. Это была большая заслуга Крылова. Он первый ввел в практику проектирования математический расчет прочности судов и показал, что при правильном его применении, можно достигнуть значительной экономии в весе судов. Некоторые расчеты оказались новинкой и ими впоследствии стали пользоваться кораблестроители других стран.