Воспоминания - [89]

   Затем артист уехал и три картины просидел дома. Судьба, сострадательная к бедным людям, желающим послушать несравненного баса, устроила так, что Шаляпин отсутствовал как раз тогда, когда он все равно просидел бы в уборной. Но протестующая публика уверяет, что артист, даже самый гениальный, не имеет права так распоряжаться со слушателями.

   -- Заплатили последние рубли, стояли на морозе, ждали, теряли время -- и в заключение скандал, и все настроение испорчено!..

   Претензия основательная?

   Вообще великий артист тяжеловат и характером и на руку.

   Помните: со Смирновым... неприятность; с Касторским... драка; с екатеринодарскими адвокатами -- драка... Говорят, что за границей Шаляпин тише воды... Неправда! В Египте однажды он озадачил целую колонию англичан. Положим, он там и поразил всех так, что многие не могут об этом случае вспоминать иначе, как со слезами восторга.

   Заехал однажды Шаляпин в Египет отдыхать. Ходил в косоворотке и вел себя так, что чопорные англичане взбесились и решили не замечать русской группы.

   Тогда Шаляпин устроил нечто сверхшаляпинское. Среди очень чинного обеда, когда английская колония с ледяным торжеством священнодействовала за табльдотом, Шаляпин вдруг схватил с ближайшего стола скатерть, накинул ее на себя, уселся за стол, мгновенно задрапировался и ..и продолжаю словами рассказчика:

   Все мы в одно мгновение увидели перед собой нечто непередаваемое. Шаляпин исчез!.. На столе, с вытянутыми вперед лапами, с каменной, мертвой, обвеянной веками и обожженной солнцем головою сидел сфинкс. Иллюзия была так велика, что мы окаменели. Большего сходства представить нельзя. Камень, гранит, страшная тяжесть и какое-то непостижимое величие... Англичане забыли обед, чопорность как рукой сняло. Мистеры и леди помчались за кодаками. Все снимали Шаляпина. Я готов был стать перед ним на колени.

   А на другой день... Ну, об этом лучше не вспоминать. Кто может объяснить, почему в Шаляпине господствует такой хаос гениальности и невоздержанности?

   Для него нужны исключительные условия. И я очень рад, что директор императорских театров нашел простой, удивительно тактичный и необычайно полезный для дела выход: г. Теляковский распорядился, чтобы Шаляпин сам режиссировал те оперы, где он выступает.

   Просто и мудро, по-соломоновски!

   Московская газета "Театр", между прочим, писала:

   Внезапно приехавший вчера в Москву, по поводу шаляпинско-дирижерского инцидента директор императорских театров В. А. Теляковский с присущим ему тактом разрешил грозивший разрастись конфликт. Можно с уверенностью сказать, что вся "история" исчерпана.

   Далекий от бюрократической медлительности, человек дела, любящий театр и отдающий ему все силы и энергию, В. А. при первом же известии о недоразумении между гг. Шаляпиным и Авранеком оценил всю важность факта и принял меры к улажению инцидента...

   Чутко стоя на страже интересов вверенных его управлению театров, В. А. Теляковский еще раз доказал, что во главе казенной сцены -- представитель власти, умеющий разбираться в атмосфере, которая создается неизбежной коллизией артистического самолюбия, повышенной нервности и впечатлительности.

   Пышный талант Ф. И. Шаляпина, приглашенного в Большую оперу тем же В. А. Теляковским, окреп и расцвел на казенной сцене, и сколько раз В. А. нивелировал всевозможные капризы знаменитого певца, по праву гордясь, что сумел удержать красу русского вокального искусства в стенах казенного театра.

   Газета "Русское слово" от 10 октября напечатала две заметки. В одной из них она, подробно разбирая выходки и скандалы Шаляпина, говорит, что хотелось бы, чтобы он стоял перед публикой не в качестве идола, а в качестве кумира. Автор заметки Яблоновский обвиняет Шаляпина за то, что скандал во время оперы "Русалка" происходил на сцене, а не за кулисами.

   "Петербургская газета" произвела анкету среди петербургских артистов по поводу шаляпинского инцидента. Вот выдержки: [85]

   М. Н. Кузнецова, Н. Н. Фигнер, А, М. Давыдов более или менее мягко осуждают Шаляпина. За границей он пел в худших условиях, но подчинялся, потому что там нельзя безнаказанно оскорблять публику. Г-жа Кузнецова находит, что с дирижером можно объясниться на другой день, а допеть спектакль необходимо. Гг. Фигнер и Давыдов, однако ж, находят, что Авранек -- только хороший хормейстер, и сам Фигнер на него часто жаловался как на дирижера. Г. Давыдов находит извинение Шаляпину только в том, что он к своей картине вернулся в театр.

   Злобно ополчается на Шаляпина Адам Дидур, который в прошлом году собирался затмить Шаляпина и сыграл синицу, хвалившуюся море зажечь... Дидур передает разные сплетни о том, как дирижер Тосканини делал Шаляпину замечания, как Шаляпин не имел-де успеха в Буэнос-Айресе, как он заискивал в критике, который его ругал.

   Шаляпин взял лист бумаги и сделал карандашом палочки: одну большую, другую -- маленькую.

   -- Что это значит? -- спросил критик.

   -- Это графическое изображение моей величины в русском и итальянском репертуаре. В русском репертуаре я велик, в итальянском -- мал.