Воспоминания - [83]

   Существовало множество критиков, корреспондентов, рецензентов и репортеров, ежедневно писавших в газетах разные заметки и критические статьи о театрах, настоящих же, серьезных критических статей о театре появлялось мало. Лучшими нашими критиками, серьезно относившимися к задачам театра, ненормальное состояние театральной критики сознавалось уже давно, и они всемерно старались повлиять своим авторитетом на вкус и развитие читающей публики. С появлением вновь народившихся в это время прогрессивных органов печати, не следовавших по стопам "Нового времени", "Петербургской газеты", "Петербургского листка" и т. п., стали появляться и серьезные критические статьи о театре в таких газетах, как "Речь", "Русь", "День", "Русское слово", ""Русские ведомости", "С.-Петербургские ведомости" и другие. [82] Народились и основательные критики, как то: Коломийцев, Оссовский, Кугель, Старк, Эфрос, Кругликов, Кашкин, И. Иванов и другие. Они старались объединиться, чтобы бороться против уличной прессы и против некоторых крупных органов печати. Они часто критиковали императорские театры, но критика их была содержательна, грамотна и справедлива, и из их статей театр и читающая публика могли часто почерпнуть полезные сведения. Но, повторяю, таких критиков было сравнительно мало, и большая публика, жадная до сплетен, бросалась главным образом на чтение таких театральных заметок, которые занимались описанием закулисной жизни.

   Недаром Оскар Уайльд говорил:

   "У публики всегда было ненасытное любопытство знать все, кроме лишь того, что действительно знать стоит. Пресса, зная это и обладая свойством торговца, удовлетворяет ее спрос".

   Когда дирекция решилась поставить оперу Рихарда Штрауса "Электра", печать и критика, за очень малыми исключениями, обрушилась на дирекцию, не желая даже разобраться в этом выдающемся в оперном деле явлении.

   Совершенно несомненно, что после Вагнера на оперной сцене единственными крупными явлениями были оперы "Пеллеас" [83] Дебюсси и "Электра" Штрауса.

   Оркестр во главе с капельмейстером Коутсом (которого после постановки "Электры" стали шутя звать Альберт Электрович), артисты, художник Головин и режиссер Мейерхольд употребили необычайные усилия, чтобы показать это оригинальное и интересное произведение на Мариинской сцене. Однако они не только не услышали слов благодарности, но над всей этой постановкой -- и печать в первую голову -- издевались и глумились.

   Конечно, написать серьезную статью об "Электре" не так просто. Лучшая рецензия была напечатана в "Речи" Каратыгиным. Большинство же газет подхватило отдельные мнения некоторых авторитетов, Р. Штрауса за серьезного музыканта не почитавших, и пошли писать.

   Каратыгин, придавая особое значение появлению оперы Р. Штрауса на Мариинской сцене, указывал, что своим появлением она знакомила публику впервые не с каким-нибудь захудалым, третьестепенным продуктом западноевропейского сочинительства, а с одним из самых выдающихся музыкальных произведений послевагнеровской эпохи.

   Остальная печать с жадностью подхватила крылатое выражение А. К. Глазунова об "Электре", что это "птичий двор", и это выражение стало ходить из уст в уста.

   Дирекция предполагала поставить еще одну из опер Р. Штрауса, более легкую для понимания, а именно "Кавалер роз", которую я вместе с А. Головиным видел в Берлине и которая на нас обоих произвела прекрасное впечатление своей необычайнойоригинальностью как по сюжету, так и по музыке. Но начавшаяся в 1914 году война нарушила все планы.

   В том, что "Электру" Штрауса встретит печать недружелюбно, я не сомневался, о чем даже предупреждал и самого Р. Штрауса.

   Р. Штраус приезжал в Петербург, когда оперу его репетировали в Мариинском театре. Он очень одобрил нашего, тогда еще совсем молодого, капельмейстера Коутса, которому поручено было разучивать оперу. Придя на одну из репетиций, Р. Штраус по просьбе Коутса, сняв пиджак, сам стал дирижировать репетицию и делал некоторые указания. От оркестра нашего он пришел в восторг.

   После репетиции я предложил Штраусу приехать ко мне в ложу вечером посмотреть балет "Дон Кихот". Меня интересовало, что этот крайний новатор скажет про исполнение балета под самую банальную старую балетную музыку, начиненную, вдобавок, музыкой, взятой и из других старых балетов.

   Однако на Штрауса "Дон Кихот" произвел хорошее впечатление -- он одобрил необыкновенный, по его мнению, ритм и стройность исполнения и прекрасную художественную обстановку балета и очень благодарил меня за доставленное ему этим спектаклем удовольствие. Такого балетного представления, по его словам, он еще никогда не видал. Прощаясь со мной, он меня спросил, почему, в сущности, я из его опер для начала выбрал самую трудную -- "Электру". На это я ответил, что, может быть, это была и ошибка с моей стороны, но сделал я это умышленно.

   На успех постановки его опер я сразу не рассчитывал. Все равно, какую из его опер ни поставить, я уверен, что и печать и многие музыканты, не говоря уже о публике, обрушатся на дирекцию, услыхав столь необычайную новую музыку. Мне, однако, казалось, что если, несмотря на неуспех "Электры", потом поставить другую его оперу -- "Кавалера роз", то эта последняя может особенно выиграть: публика придет ее слушать, уже несколько знакомая с музыкой автора, и, убедившись, что "Кавалер роз" более легок для понимания, отнесется к нему доброжелательно. Если же начать с "Кавалера роз", и опера эта пройдет без успеха, об "Электре" и думать не придется.