Воспоминания старого пессимиста. О жизни, о людях, о стране - [69]
В 1983 году видный журналист из “Литературной газеты” и, как говорили, крупный гэбэшный чин Олег Битов был послан в Европу по делам, как-то связанным с покушением на Папу Римского, здесь он, как говорится, “выбрал свободу” и объявился в Лондоне. То ли он провалил задание и испугался, то ли надеялся сделать здесь блестящую карьеру. Приняли его с доверием; ВВС даже собиралось предложить маститому журналисту хорошую должность на станции.
В это время у нас гостил Юз Алешковский (к этому времени у Нины закончилась работа в Оксфорде, а Вениамин поступил в Вестминстерскую школу прямо при Вестминстерском аббатстве, и мы купили большой дом на юге Лондона в районе Кембервелл). В Москве Юз был близким другом писателя Андрея Битова, бывал в его доме и, конечно, знал его брата Олега. Как-то Олег позвонил Юзу, чтобы договориться о встрече, и я предложил пригласить его к нам. Олег пришел уже сильно поддатый. За столом он говорил главным образом о том, сколько долларов платят ему здесь за строчку, а потом, по мере выпитого, начал рассказывать о своем побеге. И тут у меня глаза на лоб полезли. Битов повествовал о том, как его похитили белогвардейцы (он упорно повторял это слово, очевидно, имея в виду энтээсовцев), как ему сделали укол и в бессознательном состоянии переправили в Лондон. Утром я спросил у Нины, привиделось ли мне это с пьяных глаз, или Битов действительно говорил такое. Трезвая Нина подтвердила, что действительно такое было. На ВВС я пошел к начальству и сказал, что, по моему мнению, Битов в Москву собирается. Что и произошло через какое-то время. В Москве Битов описывал свои приключения теми же словами, которые я слышал из его уст у нас за столом. Похвалюсь: я спас ВВС от крупных неприятностей.
Было и еще одно различие в работе двух станций. На Либерти тексты передач зачитывались дикторами с хорошо поставленными радиоголосами. На ВВС мы сами читали свои тексты и при отсутствии дикторских навыков говорили как обычно, как за столом среди друзей. У Анатолия Максимовича Гольберга был несколько скрипучий, носовой голос, что составляло резкий контраст с усредненными интонациями советских радиовещателей. Я думаю, что это и было одной из причин необычайной популярности Гольберга у советских слушателей. В советский эфир врывались человеческие голоса, они были узнаваемы, и им верили. Приезжал к нам из Эстонии композитор Арво Пярт. Он был постоянный слушатель ВВС и попросил меня “дать ему пощупать” А.М. Гольберга. Мы шли по коридору, из-за открытых дверей кабинетов слышались разговоры, и Арво своим удивительным слухом сразу же узнавал голоса: “А, это Зиник, это Бен, это Новгородцев…”.
Начальники наши были в основном слависты, выпускники Оксфорда, Кембриджа, Сент Эндрюса, прекрасно говорящие по-русски и хорошо понимающие ситуацию в Советском Союзе. Политика радиовещания на ВВС предполагала прежде всего всестороннее освещение английской жизни — ее культуры, быта, общественных институтов… Но понятие жизни трактовалось здесь очень широко.
Так, большое впечатление произвела на меня опубликованная в Англии по-русски книга А. Зиновьева “Зияющие высоты”, и я хотел осветить ее содержание в серии программ. Но возникли сомнения: насколько такие передачи отвечали бы установке на освещение по преимуществу английской жизни? Я пошел проконсультироваться к высшему начальству — к барону Ливену, заведующему сектором, если не ошибаюсь, всей Восточной Европы, куда входила и Русская Служба. “Книга попала в английские библиотеки? — спросил барон. — Если да, то это и есть английская жизнь”. Все ограничения таким образом снимались, а политические соображения отступали на задний план.
Помню и такой случай. В 1984 году к очередной годовщине окончания Второй мировой войны было решено пустить в эфир две программы: война в России и война в Англии. Первую делал я, вторую — наша сотрудница Таня Бен. Я, конечно, начал с пакта Молотова — Риббентропа и кончил людскими потерями в войне. Прочитав мой текст, начальник Русской Службы Барри Холланд задумался. “Как-то неудобно, — сказал он, — День Победы, люди, участники войны, будут сидеть за столами, выпивать, закусывать, а тут Риббентроп, Гитлер…” “Барри, ну давайте первой пустим программу Тани об Англии, а мою через неделю”. На том и порешили. Но 9 мая по телефону меня срочно вызвали к Холланду. “Сегодня же пускаем вашу программу”, — возмущенно прокричал он. Оказывается, Горбачев, выступая на Красной площади, по старой советской традиции заявил, что войну развязали Англия и Франция. Этого англичане стерпеть не могли.
Все это вместе взятое, с одной стороны, обеспечивало нормальную атмосферу внутри станции, а с другой — способствовало высокой популярности ВВС среди российских слушателей. Бюджет ВВС был в сто раз меньше, чем американской объединенной станции Радио Либерти / Свободная Европа. Но, по подсчетам всех международных исследовательских центров, в том числе и самой Либерти, ВВС занимала первое место по количеству слушателей среди всех зарубежных “голосов”. Это было золотое время ВВС.
Глава 9. Америка
Еще в Москве, когда я работал в Государственном музее изобразительных искусств, мне в руки попался один из номеров нацистского журнала «Искусство Третьего Рейха» за 1938 год. Наш ученый секретарь Михаил Яковлевич Либман когда-то обнаружил его в куче конфискованной из немецких библиотек и еще не разобранной литературы и засунул его подальше от глаз многочисленных цензорских комиссий. Разительное сходство художественной продукции гитлеровской Германии и сталинской России меня поразило (я рассказывал об этом в первой части моих мемуаров, опубликованной в «Знамени» два года назад, здесь вкратце повторю). Я вел тогда занятия с членами нашего Клуба юных искусствоведов, и как-то, прикрывая рукой готические названия, предложил им определить авторов этих работ. Перед глазами старшеклассников проходили хорошо знакомые картины: мускулистые юноши, героические воины, рабочий энтузиазм в заводских цехах, всенародное процветание, единодушное одобрение… Задание показалось им несложным.
«Мемуары пессимиста» — яркие, точные, провокативные размышления-воспоминания о жизни в Советском Союзе и в эмиграции, о людях и странах — написаны известным советским и английским искусствоведом, автором многих книг по истории искусства Игорем Голомштоком. В 1972-м он эмигрировал в Великобританию. Долгое время работал на Би-би-си и «Радио Свобода», преподавал в университетах Сент-Эндрюса, Эссекса, Оксфорда. Живет в Лондоне.Синявский и Даниэль, Довлатов и Твардовский, Высоцкий и Галич, о. Александр Мень, Н. Я. Мандельштам, И. Г. Эренбург; диссиденты и эмигранты, художники и писатели, интеллектуалы и меценаты — «персонажи стучатся у меня в голове, требуют выпустить их на бумагу.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.