Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [22]

Мы вышли на высокий покрытый лесом холм, с которого хорошо видны просторы этой страны — с Женевой, справа от нас и на противоположном берегу, и берегом озера — по левую руку. Повсюду, сколько мог видеть глаз, — лес и скалистые берега величественного озера, вода которого всегда темно-синего цвета. Слева, вдоль от этого прекрасного берега пролегает дорога, имеющая форму полумесяца. Она состоит из цепочки вырубленных в скалах выемок с укрепленной подпорной стенкой. Этот берег является национальным сокровищем всей этой страны — это шедевр природы. Чтобы идти по Швейцарии, нужны проводники, потому что страна очень лесистая и гористая. Местные жители хорошо относились к солдатам — мы никогда не уходили без завернутого в бумагу хорошего куска ветчины. Сколько мы шли, у нас всегда был проводник, поскольку мы всегда рисковали заблудиться.

Покинув Лозанну, мы обошли вокруг Женевского озера, а затем спустились в долину Роны и прибыли в Сен-Морис. Оттуда мы отправились в Мартиньи. Эти деревни настолько убоги, насколько это можно себе представить. Затем мы прошли долину, которую вполне можно было назвать Адовой долиной. Далее мы покинули Ронскую низменность и, двинулись в сторону Сен-Бернара, пришли в деревню Сен-Пьер, расположенную у самого входа в ущелье Сен-Бернар. Вся эта деревня состоит из покрытых досками хижин и огромных амбаров, в которых мы с трудом переночевали. Здесь в присутствии Консула мы разобрали весь наш артиллерийский парк. Каждая пушка была уложена в деревянный лоток. На конце лотка надо было сделать большой паз, с помощью которого сильный и умный артиллерист мог управлять пушкой и тянущими ее сорока гренадерами. Мы должны были беспрекословно выполнять все его указания. Если он приказал «Стоп!», мы должны были застыть на месте, а если — «Вперед!», мы должны были двигаться дальше. Мы были полностью в его власти.

На следующее утро, на рассвете, все было готово, и нам выдали сухари. Я нанизал их на шнурок и повесил на шею (очень неудобное ожерелье), и кроме того, нам выдали по две пары обуви. Вечером наши артиллеристы собрали свои команды, в каждую из которых входило по сорок гренадеров — двадцати чтобы тянуть пушку (по десять с каждой стороны, держась за палки, пропущенные через петли веревок, к которым была привязан лоток), и двадцати других, которым следовало заботиться о ружьях своих товарищей, зарядных ящиках и колесах пушки. Консул предусмотрительно пригласил местных жителей, чтобы они собрали все вещи, которые пришлось бы оставить, пообещав им за это по шесть франков и два пайка в день за этот переход. Таким образом, все вещи дошли до назначенного места, и ничего не было потеряно.

На следующее утро с рассветом наш командир разместил нас возле пушек, по десять человек с каждой стороны. Меня поставили впереди справа, и это было самое опасное место, потому что я шел по краю обрыва. Потом мы начали. Два человека несли оси, два — колеса, четыре — верхнюю часть лафета, восемь — зарядный ящик, и еще восемь других — ружья. У каждого была своя задача. Этот марш был ужасным. Время от времени звучали команды «Стоп!» или «Вперед!», и все молчали. Однако все это были только цветочки, поскольку, когда мы добрались до заснеженной земли, стало намного тяжелее. Дорога обледенела, лед резал нашу обувь, и наш канонир был не в состоянии управлять своей пушкой — он постоянно поскальзывался. Ему пришлось снова проверить все крепления. Этому человеку требовалось немало мужества, чтобы продолжать дело, «Стоп!», «Вперед!» — постоянно кричал он, и мы молча шли.

Мы прошли более лье по этой ужасной дороге, и нам нужно было немного отдохнуть и переобуться, поскольку та обувь, что была на нас, совсем изорвалась, а также, чтобы поесть сухарей. Когда я снимал свое «ожерелье» с шеи, веревка порвалась, и все мои сухари улетели в пропасть. Как печально, что я оказался без хлеба и что мои сорок товарищей посмеялись над моим несчастьем! «Идите сюда, — сказал наш канонир, — мы должны накормить нашего коренника, потому что он всегда беспрекословно выполняет команды». Его слова вызвали новый взрыв смеха моих товарищей. «Хорошо, — ответили они, — пусть каждый из нас даст по сухарю нашему кореннику!» Я снова приободрился. Я поблагодарил их всем сердцем и чувствовал себя богаче, чем они. Затем, переобувшись, мы продолжили путь. «Давайте, мои лошадки, — сказал наш канонир, — налегайте на пушку, вперед! Когда мы выйдем в долину, идти будет легче».

Когда мы добрались до ужасных, покрытых вечным снегом полей, идти нам стало легче, пушечные «сани» быстрее заскользили по снегу. Появился генерал Шамбарлак — он хотел ускорить наш ход. Он направился к артиллеристу и начал командовать, но его никто не слушал. «Это не ваша пушка, — сказал канонир. — Только я отвечаю за нее, а вы идите себе! Эти гренадеры в данный момент только в моем распоряжении, и только я приказываю им». Тот пытался помешать ему, но канонир приказал ему остановиться. «Если вы не уйдете с моего пути, я ударю вас своим рычагом. Уйдите, или я сброшу вас в пропасть!»

Генерал был вынужден уйти, и после величайших трудов мы подошли к подножию холма, над которым возвышался монастырь. На протяжении четырехсот шагов подъём к нему очень крут, и мы заметили, что некоторые группы обогнали нас. Дорога была открыта, и ничто не мешало нам дойти до монастыря. Мы дотянули до него три наши пушки, и четыреста наших гренадеров со своими офицерами вошли в дом Божий, где люди, исполненные любви к человечеству, жили, чтобы оказывать помощь и утешать путешественников. Их собаки всегда под рукой, чтобы разыскивать в случае необходимости заваленных под снегом несчастных и отводить их в этот дом, где так тепло и уютно.