Воспоминания советского посла. Книга 1 - [175]

Чартистское движение приняло поистине грандиозные размеры. Под его знаменем стояли буквально миллионы. В конце 30-х и начале 40-х годов положение стало особенно угрожающим для господствующих классов. Чартисты подавали парламенту петиции, покрытые сотнями тысяч и миллионами подписей, с требованием осуществления хартии, но парламент оставался глух к требованиям масс. Это содействовало укреплению среди чартистов так называемой «партии физической силы», т. е. сторонников революционных методов действия. Кое-где начались вспышки и восстания. Все говорило о том, что в Англии все больше разгорается мощный пожар, который может потрясти уже самые основы буржуазного господства.

Что же делает в этот критический момент господствующий класс? Он решает пойти на уступки, но как? Опять-таки чисто по-английски. Высокие пошлины на хлеб, существовавшие в то время в Великобритании, были выгодны крупному землевладению, но не выгодны промышленной буржуазии, ибо удорожали стоимость рабочей силы. Поэтому тогдашние пророки английского либерализма Кобден и Брайт в 40-х годах прошлого века развернули большую кампанию в пользу отмены хлебных пошлин. Ее из вышеуказанных соображений поддерживали широкие круги буржуазии. Одновременно отмена хлебных пошлин обещала несколько разрядить и напряжение, накопившееся среди рабочих масс, что тоже шло по линии интересов буржуазии. И вот в 1846 г. английский либерализм одержал крупную победу: хлебные пошлины были ликвидированы. Буржуазия одним ударом сразу убила двух зайцев — понизила издержки на рабочую силу и внесла известное успокоение в ряды пролетариата, ибо в связи с падением цен на продовольствие временно (очень временно!) улучшилось его материальное положение и ослабела его революционная энергия. А дальше в тогдашней мировой обстановке, когда Англия была единственной индустриальной страной среди отсталых аграрных стран в Европе и вне Европы, свобода торговли обеспечила британской буржуазии 40 лет необычайного процветания. В результате чартизм, несмотря на европейские революции 1848 г., стал все больше сходить на нет, а рабочее движение, используя благоприятную экономическую конъюнктуру, начало все больше переходить на рельсы умеренного тред-юнионизма, господствующего в нем и поныне. В итоге благодаря все той же тактике своевременного и достаточного по размерам компромисса господствующие классы Англии вышли невредимо из тягчайшего политического кризиса, не сделав рабочему классу ни одной политической уступки.

Так было в прошлом. А сейчас? И сейчас то же самое. В самом деле, разве Ллойд-Джордж, конечно, с неизбежной поправкой на время и обстоятельства, не играет в наши дни той же самой роли, какую 70 лет назад играли Кобден и Брайт?

Да, культ традиций и культ компромисса на протяжении веков сослужили хорошую службу господствующим классам Англии. Но для этого необходима была одна важная предпосылка: богатство. Если бы господствующие классы не были исключительно богаты, им не из чего было бы уступать. А не из чего было бы уступать, не создался бы и культ компромисса. Тогда вся политическая история Англии приняла бы совсем другой характер.

Но ее господствующим классам исторически «повезло»: в XVI-XVIII вв. с помощью грабежа, насилия и хитрости им удалось сколотить огромную колониальную империю, за счет которой они жили и живут, и при том сколотить так, что это не потребовало создания большой постоянной армии (мир еще не был поделен!). Возрастание богатства не сопровождалось усилением сухопутного милитаризма со всеми вытекающими отсюда последствиями. В XIX в. сюда прибавилось превращение Англии в промышленную мастерскую мира и колоссальное развитие ее внешней торговли. В итоге создалась прочная экономическая база для той политической системы, которая в конечном счете сделала из английского пролетариата скованного гиганта[97].

Похищение Сунь Ят-сена

Это произошло 11 октября 1916 г. Я точно запомнил дату, а почему — видно будет из дальнейшего. Я только что покинул одно интернациональное собрание, посвященное войне. Со мной вышел знакомый англичанин по имени Дэвис. Происходил он из Уэллса, лет ему было за 60. Высокий, худой, неуклюжий, с темными волосами, в которых уже светилась седина, Дэвис походил на забавную детскую игрушку — фигуру человека, которая может складываться под прямым углом. Самым замечательным в Дэвисе были его глаза — большие, лучистые, с сумасшедшинкой. Взглянув в них, вы сразу чувствовали, что имеете дело с необыкновенным существом, — не то гением, не то безумцем. Так как подобные крайности встречаются в жизни не так уж часто, то Дэвис стал типичным английским «crank» (чудаком). Он питался только молоком и свежими орехами, носил одежду, сотканную только рукой человека, и не признавал иного вида транспорта, кроме лошадей. В воззрениях Дэвиса было много от Вильяма Морриса[98], но он состоял членом Независимой рабочей партии и занимал резко антивоенную позицию. Личная судьба Дэвиса сложилась горько. В жизни ему как-то не повезло и теперь на старости лет он перебивался с хлеба на квас мелкой журналистской работой. Его специальностью были знаменательные даты. Он держал в памяти сотни таких дат и каждый день, заходя в ту или иную редакцию, многозначительно заявлял: