Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) - [308]

Рузвельт в нерешительности смотрел на Сталина и Черчилля.

Реплика Черчилля возмутила Сталина, и в крайнем раздражении он заявил:

— Предлагаю принять решение: Германия обязана платить в натуре за причиненные ею союзным нациям потери; Московская репарационная комиссия определит размеры репараций. Мы выдвинем свои цифры, а вы (обращаясь к Черчиллю) — свои…

Черчилль удовлетворенно буркнул:

— Так-то лучше…

Теперь, из опубликованных после войны материалов, я знаю, что как раз в этот момент Гопкинс послал Рузвельту через стол записку:

«Русские так много уступили на этой конференции, что нам не следовало бы их обижать. Пусть англичане, если хотят, остаются несогласными и продолжают в Москве не соглашаться. Скажите просто, что весь вопрос передается репарационной комиссии вместе с протоколами, из которых будет ясно, что англичане не хотят упоминания 10 млрд.»[271].

Тогда я не знал этого, но с удовлетворением констатировал, что выражение нерешительности вдруг исчезло с лица Рузвельта и он твердо предложил то, что, как сейчас я знаю, рекомендовал Гопкинс. Конференция приняла предложение президента.

Ну, хорошо, думал я, в Московскую репарационную комиссию поступит проект Протокола по германским репарациям и одновременно запись прений, из которых будет ясно, что Англия возражает против упоминания 10 млрд. Это будет означать, что никакого соглашения между тремя главами по столь важному вопросу не произошло, и для англичан открывается возможность всячески саботировать получение Советским Союзом (да и другими странами) сколько-нибудь существенного возмещения того колоссального ущерба, который понесла наша страна в этой навязанной нам войне. Нет, нет, надо во что бы то ни стало получить подписи «Большой тройки» под спорным протоколом! Но как это сделать?

Было решено, что к концу завтрака, когда главы будут пить кофе, Молотов предложит им подписать протокол. Сталин подпишет, Рузвельт тоже подпишет, — Черчиллю будет неудобно не подписать…

В страшном напряжении мы ждали в кулуарах. Спустя несколько минут Молотов с довольным видом вышел из комнаты «Большой тройки». Протокол о репарациях был подписан Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем.

Наряду с германской проблемой Крымская конференция уделяла очень много внимания вопросу о послевоенном устройстве мира. Конференция единодушно приняла «Декларацию об освобожденной Европе». Три державы давали обещание «согласовывать в течение периода временной неустойчивости» свою политику помощи освобожденным от нацистского ига народам. Декларация также гласила, что «установление порядка в Европе и переустройство национально-экономической жизни должно быть достигнуто таким путем, который позволит освобожденным народам уничтожить последние следы нацизма и фашизма и создать демократические учреждения по их собственному выбору».

Известно, что когда эти общие принципы приходилось впоследствии применять на практике, между главами трех правительств — да иначе и не могло быть — часто обнаруживались расхождения во взглядах. Впрочем, в Ялте в большинстве случаев такие расхождения удавалось преодолеть с помощью приемлемых для участников конференции компромиссов.

Приведу только один пример. Наиболее остро тогда стоял вопрос о будущем Польши. Большие споры разгорелись из-за ее границ. Восточная граница Польши не вызвала особых волнений, ибо Советское правительство готово было взять за ее основу пресловутую «линию Керзона», выдвинутую Англией еще в годы гражданской войны и интервенции. Но зато западная граница Польши дала повод к длительным дебатам между союзниками. Советский Союз настаивал, чтобы эта граница шла по Одеру и Нейсе. Англия и Соединенные Штаты признавали необходимость расширения территории Польши на севере и на западе, но не хотели точно фиксировать это на карте. В конечном счете соглашение о западной границе достигнуто не было, и этот вопрос был разрешен (в духе наших предложений) только на следующей конференции глав правительств трех держав в Потсдаме, происходившей уже после окончания войны в Европе, летом 1945 г.

Помню, в конце долгих и напряженных дебатов по польскому вопросу Рузвельт воскликнул:

— Вот уже 500 лет, как Польша доставляет головные боли Европе!

И как бы для более яркой иллюстрации своей мысли президент схватился обеими руками за голову.

Очень важное значение имело также завершение всей подготовительной работы по созданию ООН, которое было осуществлено в Ялте. Основы устава этой организации были разработаны в 1944 г. на конференции союзников в Думбартон-Оксе (США), но один существенный пункт остался несогласованным: пункт о порядке голосования великих держав в Совете Безопасности. Этот вопрос был урегулирован в Крыму, и тут же был назначен на 25 апреля 1945 г. созыв учредительной конференции ООН в Сан-Франциско. В Ялте же была в принципе удовлетворена просьба Советского Союза о предоставлении на Генеральной Ассамблее ООН мест для Украины и Белоруссии.

В заключение Крымская конференция опять-таки единогласно приняла специальную декларацию «Единство в организации мира, как и в ведении войны», в которой заявлялось, что Советский Союз, Англия и Соединенные Штаты подтверждают свою решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое обеспечило им возможность победы во второй мировой войне. Этой цели, между прочим, должно было служить учреждение Совета министров иностранных дел трех держав, который должен был собираться каждые 3–4 месяца для урегулирования возникающих между ними споров или разногласий.