Воспоминания - [13]

Шрифт
Интервал

1778 года, Генваря 1-го.

Вступил в должность… на управителя воспитательного московского дома].

Марта 1. Сговорен на Надежде Михайловне Мазневой.

Майя 6. Была свадьба наша в селе…

1778 года. Июня 15. Отстал от воспитательного дома] и поехал в Петербург с Надеждой Михайловной.

Августа 20. Приехали из Петербурга в село…

В октябре (***) числа.

Родился сын Михайло[22]».

Отношения Михаила Ивановича к жене Надежде Михайловне были нежные и поэтические, как можно судить, например, по следующему посланию в стихах:

1778 Марта 20 дня, Москва.
Дрожайшая душа вселенная всея.
Утеха дней моих и мысли моея.
Надежда милая. Надежда драгоценна.
К несчастью моему от мест сих удаленна.
Здорова ли ты, мой друг. (Храни тебя, о Боже).
Твое здоровье мне сокровищ всех дороже.
Прошел ли кашель твой, иль мучит грудь еще,
А Енишев[91] сироп ты кушала вотще.
О, кашель! Провались в стигийски темны реки,
Где не живет любовь, ни свет, ни человеки.
Не мучь достойные сердец всех красоты
И нежных чувств ея не трони больше ты.
Скажи, любезная, как ты была в дороге.
Я всякий час почти был для тебя в тревоге.
Боялся, чтоб тебя Борей не простудил
И тонких лютостью не всколебал бы сил.
Не помешал бы сна, упрямясь буйным ревом,
Сплетенный с пагубным стихий ненастных гневом,
Боялся, чтоб теперь неровный в поле путь
Цветущую твою не беспокоил грудь;
Боялся, чтоб Ока от солнечного ведра
Не отперла свои глубоководны недра
 И, в шествии твоем преграду учиня,
Смутила б и тебя, смутила б и меня.
Боялся, чтоб ты ног о камень не преткнула
И в строносных [92] горах медля б не вздохнула.
От страха пременя всю нежность в хладну кровь
Всего боится, в ком сердечная любовь.
Но если ты в свои, тобой прекрасны, села
Щасливо, весело и в здравии приспела,
И если обо мне хоть мало помнишь ты,
И судишь быть твоей достойным красоты,
То щастие мое уже и совершенно,
И сердце за свой страх довольно награждено.
Но спросишь ты меня: я помню ли тебя?
Возможно ль позабыть, так искренно любя.
Мне кажется, что я твоими зрю глазами,
Твоим и говорю языком и устами.
Твоим дыханием и движусь, и живу,
И другом в радости тебя моим зову;
Твоими чувствами питаю грудь младую,
Тобою веселюсь, тобою существую.
Куда ни посмотрю, мне красит все твой вид:
И дом, где ты жила, стократно веселит.
Мне кажется, что он приятнее Кускова[93],
Дороже и Кремля, и Гоггина Орлова****,
Три раза ездил я, чтоб видеть тот покой,
В котором Залцером[94] был писан образ твой:
Три раза я смотрел на ту холодну залу,
Здоровье наше где все пили по бокалу;
Три раза у окна садился я туда,
Отколе прочь меня гоняла ты всегда;
Три раза я стоял, любуяся в том месте,
Где перстень мною дан тебе, моей невесте.
Все мило кажется, где дружба и любовь
Вспалили теплую сердечным жаром кровь.
Желал бы я теперь Индейским быть Моголом[23]
И царски обладать всем Аравийским долом,
Дабы, что кроет Нил богатств и Маргарит[24],
Египту что Ефрат и Индии дарит,
Собрав сокровища, повергнуть пред тобою,
Тебя, бесценную, уважити ценою.
Но сердцу нежному с любезною душой
Нет никакой цены: все малость перед ней.
Для пышных дороги блестящие богатства;
Для мудрых в дружестве бесценные приятства;
Скажи, мой милый друг, еще спрошу тебя:
Здорова ль матушка? Я чту ее, любя.
Стократно на лицо ее я в день взираю
И руки Матери стократно лобызаю.
Те руки, кои, быв спасительны судьбам,
Тобою щастия устроили мне храм.
Скажи ей, что, пока течь станут в море реки,
Мой будет дух ее благодарить вовеки:
И прежде в прах падет состав и жизнь моя,
Неж выйдет из души любовь ея.
Скажи сестре своей, душе добросердечной,
Хоть имя на себе она[95] бесчеловечной
И носит, варварским названьем украсясь[25],
Но я в ней сердце чту, содружеством пленясь.
Для дружбы чистыя она во свет рожденна,
И свойствами душа ее неоцененна.
Скажи любезному Пиладу[96] моему,
Что он в мне пригвожден и к сердцу, и к уму.
Скажи любителю псов[97], астр, друзей и службы,
Что мне чувствительна его горячность дружбы[26];
Что я за щастие его союз почту,
Любя одну его душевну доброту.
Но я болтанием уж выступил из сдеры,
Влюбленного язык ни в чем не знает меры.
Прости, мой милый друг, любезна красота,
Я сердцем говорю, хоть замолчат уста.
Прости, сладчайший свет, сердечная отрада.
Прости, люби, пиши и будь моя Паллада[98].

Стихи эти тяжеловесны, но не будем забывать, что Михаил Иванович был современником Державина.

Вот еще одно характерное письмо Коваленского к жене:

«Возлюбленная душа, Надежда Михайловна. По разлуке моей с вами, провел я тот день, правду сказать, без чувств, и без дыхания почти, говоря с Давыдом: остави мя сила моя и свет очию моего, и ты несть со мною[27]… Но вспомнив слово ваше на другой день, которым вы велели мне быть веселу и не печалиться, ободрился я в сердце и хотя пролил несколько слез над портретом вашим, однако сие было больше во утешение, нежели в смущение. Есть некая неведомая сладость в слезах, от нежности сердца истекающих: но сие сохранено природою для тончайших душ, в которых чувство так живо, как искра в чистом огне. Когда разум и сердце пришли в естественное свое состояние и я начал ощущать действие и силу их, то, удалясь, скорбное смущение оставило во мне одну веселость сердца, почерпаемую от напоминания вашего, от вашей дружбы, от вашего нежного сердца и от вас самих: и в сих мыслях будучи расположен на третий день отъезда вашего, уснувши, я видел во сне прекраснейший сад, цветущий так красно, как только можно вообразить роскошную природу, при тихом и приятном сиянии солнца, где точно слышал я поющих соловьев: и все тут же в саду. Но одно дерево угольное имело ветки на себе, из которых одну сорвавши, ел я, и проснулся. Ягоды на моем языке значут слезы, ими-то я и питался вчера. Четвертый день я провел гораздо веселее, не спущав ни глаз, ни мыслей с вас, и видел во сне премногое множество ульев с пчелами, которые при спокойном сиянии солнечном летали роями, и в виду множества ульев я приметил, что еще премного готовилось новых мест для пчел и сие будто было при нивах, наполненных камнями. От множестващих пчел одна так привязалась к середине моего лба, что я никак не мог отбиться от нея. Между сими же позорищами и вас видал я. Если есть на свете


Еще от автора Сергей Михайлович Соловьев
История России. Иван Грозный

Сергей Михайлович Соловьев – один из самых выдающихся и плодотворных историков дореволюционной России. Его 29-томное исследование «История России с древнейших времен» – это не просто достойный вклад в сокровищницу отечественной и мировой исторической мысли, это практически подвиг ученого, равного которому не было в русской исторической науке ни до Соловьева, ни после. Книга «Иван Грозный» рассказывает о правлении первого русского царя Ивана IV Васильевича. Автор детально рассматривает как внешнюю и внутреннюю политику, так и процесс становления личности самого правителя. Это иллюстрированное издание будет интересно не только историкам, но и широким кругам читателей. В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Лучшие историки

Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники исторической литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.В книге представлены избранные главы из «Истории России с древнейших времен» Сергея Михайловича Соловьева и «Краткого курса по русской истории» Василия Осиповича Ключевского – трудов замечательных русских историков, ставших культурным явлением, крупным историческим фактом умственной жизни России, в нынешний нелегкий момент нашей истории вновь помогающих нам с позиций прошлого понять и осмыслить настоящее.


История падения Польши

К середине 18 века Речь Посполитая окончательно потеряла свое могущество в Восточной Европе и уже не играла той роли в международных делах региона, как в 17 веке. Ее соседи напротив усилились и стали вмешиваться во внутренние дела Польши, участвуя в выдвижении королей. Власть короля в стране была слабой и ему приходилось учитывать мнение влиятельных аристократов из регионов. В итоге Пруссия, Австрия и Россия совершают  раздел Речи Посполитой в 1772, 1793 и 1795 годах. Русский историк Сергей Соловьев детально описывает причины и ход этих разделов.


Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем

Чернобыльская катастрофа произошла более 30 лет назад, но не утихают споры о её причинах, последствиях и об организации работ по ликвидации этих последствий. Чернобыль выявил множество проблем, выходящих далеко за рамки чернобыльской темы: этических, экологических, политических. Советская система в целом и даже сам технический прогресс оказались в сознании многих скомпрометированы этой аварией. Чтобы ответить на возникающие в связи с Чернобылем вопросы, необходимо знание – что на самом деле произошло 26 апреля 1986 года.В основе этой книги лежат уникальные материалы: интервью, статьи и воспоминания академика Валерия Легасова, одного из руководителей ликвидации последствий Чернобыльской аварии, который первым в СССР и в мире в целом проанализировал последствия катастрофы и первым подробно рассказал о них.


Том 1. От возникновения Руси до правления Князя Ярослава I, 1054 г.

Эта книга включает в себя первый том главного труда жизни С. М. Соловьева – «История России с древнейших времен». Первый том охватывает события с древнейших времен до конца правления киевского великого князя Ярослава Владимировича Мудрого.


Том 17. Царствование Петра I Алексеевича, 1722–1725 гг.

Семнадцатый и восемнадцатый тома сочинений С.М. Соловьева «История России с древнейших времен». В них продолжено начатое в предыдущих томах повествование о царствовании Петра I, освещены события внешней политики России, изменения внутри страны, годы, последовавшие за смертью императора.


Рекомендуем почитать
И всегда — человеком…

В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Встречи и знакомства

Писательница Александра Ивановна Соколова (1833 – 1914), мать известного журналиста Власа Дорошевича, много повидала на своем веку – от великосветских салонов до московских трущоб. В своих живо и занимательно написанных мемуарных очерках она повествует о различных эпизодах своей жизни: учебе в Смольном институте, встречах с Николаем I, М. Н. Катковым, А. Ф. Писемским, Л. А. Меем, П. И. Чайковским, Н. Г. Рубинштейном и др., сотрудничестве в московских газетах («Московские ведомости», «Русские ведомости», «Московский листок»), о московском быте и уголовных историях второй половины XIX века.


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.