Воспоминания собаки Мускуби - [6]

Хотя ему не приходилось бояться воров, которые не склонны были забраться так высоко, зная, что в убогом шалаше они вряд ли что найдут, все же Тисте, из предосторожности, запрятал свое ружье в расщелину скалы, заполнив ее потом сухими листьями и мхом.

Он пошел искать свое ружье и скоро нашел его. Он его тщательно вытер, любуясь им с видимым удовольствием.

Волки могли придти. Он готов был дать несколько выстрелов, чтобы приветствовать их.

А зайцы, кролики, куропатки, которые так и шмыгали под ногами, должны были теперь держать ухо востро!

Неожиданное появление ружья, обещавшего обильные охоты, вызвало во мне еще более хорошее настроение!

К волку я была равнодушна. Рублотта мне сказала, что это животное очень боязливое и очень похоже на нас.

А что касается дичи… так это другое дело! Я говорила, что люблю молоко, но по отношению ко всякого рода дичи у меня была настоящая страсть. Верно между моими предками было немало охотничьих собак.

Как-раз в тот момент, когда я рассказывала о своих вкусах моим сотоварищам, которые вовсе их не разделяли, на небе, в расстоянии ружейного выстрела, появился треугольник стаи диких гусей, совершавших перелет из теплых краев в холодные страны.

Услыхав характерное гоготание вожака, перекликавшегося со стаей, Тисте схватил свое ружье, прицелился и почти одновременно выпустил заряды из обоих стволов. Я была готова кинуться за птицей, как только она упадет. Но гуси продолжали свой полет.

Разочарованный Тисте прислонил свое ружье к шалашу.

— Слишком высоко!.. — пробормотал он.

Не менее разочарованная — я следила за полетом. Вдруг я увидела что-то серое, тихо отделявшееся от стаи. Я догадалась, что это была птица. Быстрыми скачками я понеслась по направлению к ней.

Треугольник летел в синеве неба, а над моей головой чудная птица с раскрытыми еще крыльями планировала в воздухе, спускаясь к краю нашего плоскогорья.

Я удвоила усилия, и в ту минуту как гусь с глухим шумом рухнулся на землю, я была около него.

Я бросилась на птицу, схватив ее за горло.

^{Я бросилась на птицу, схватив ее за горло.}

Гусь был недвижим. Пастух хорошо прицелился.

Несмотря на тяжелый вес гуся, я подняла его и отнесла Тисте. Он совсем этого не ожидал, судя по похвалам, которыми осыпал меня.

Он тотчас же ощипал птицу, устроил костер из ветвей, поставил над ним козлы из трех жердей, связав их наверху веревкой, от которой оставил довольно длинный конец; к этому концу он подвязал гуся, который таким образом и повис над огнем.

Чудный золотистый жир тихо стекал в нашу миску.

Эта миска служила положительно для всего.

Добрая Рублотта и другие мои сотоварищи довольно печально смотрели, как я уписывала за обе щеки куски гуся, которые Тисте щедро бросал мне.

Жизнь моя в роли пастушечьей горной собаки, на первых порах, казалась мне весьма привлекательной. Окарауливание стада, которое было нашей обязанностью, вовсе не утомляло нас. Мы спали весь день, а ночи проводили около овец. Мои товарищи научили меня быть осторожной: глядя на них, я потеряла дурную привычку молодых собак лаять без толка. Мы должны были подавать голос только при появлении чужого человека или зверя, не покидая при этом своего места возле стада. Эти случаи бывали редко.

Днем, подоив овец, пастух принимался за изготовление сыра из створожившихся сливок предыдущих дней. Часть их, чтобы дать им стекать, он клал на тростники в своем шалаше под потолком, другую же часть кипятил в той же знаменитой миске. Окончив все это, он подзывал меня, и мы отправлялись в горы за поисками, не теряя однако из вида нашу стоянку. Возвращались мы каждый раз с вкусными продуктами, — это были дикая спаржа, которую мы все очень любили, а иногда и чудные грибы.

Если нам случалось спуститься к ручью, который вытекал из глубокой лощины, я ныряла в ледяную воду, чтобы поймать нежных форелей. Мы находили толокнянку и и землянику в большом количестве на одном из спусков нашего плоскогорья.

Гора наша была пастбищем, но если бы неприспособленный городской житель попал сюда с уличной собакой, то мог бы умереть с голода!

При закате солнца, когда овцы и ягнята, хорошо покушав, укладывались спать, Тисте играл на своей свирели красивые арии, далеко разносившиеся по горам. Затем он вытягивался в своем шалаше и засыпал крепким здоровым сном на своей кровати из сухих листьев, полагаясь на нашу бдительность.

VII Мои друзья с нашего хутора

К концу второй недели я уже совсем свыклась с моим новым положением. Я бы уже не хотела менять его на другое и с удовольствием думала о будущем, когда мы еще переселимся к прудам, о которых мои товарищи часто мне рассказывали.

Вдруг неожиданно во второе воскресенье после нашего прихода (мы узнавали воскресные дни по доносившемуся к нам колокольному звону), мы увидали мужчину и женщину, поднимавшихся по горной тропинке. Они несли тяжелые корзины.

Мужчина был незнаком, но женщина!..

Я бы узнала ее между тысячами, даже с закрытыми глазами. — Это была Мария-Анна!

Мария-Анна пришла навестить горцев. Я бросилась к ней навстречу и всячески старалась ее приветствовать.

Добрая Мария-Анна попросила разрешение Кабассоля отнести положенную провизию Тисте на две недели.