Воспоминания - [22]

Может быть, это и понятно: я был тогда захвачен этими бурями преклонения. Но еще более невероятно было для меня несколько минут или часов спустя обсуждать планы строительства, сидеть в театре или есть в «Остерии» равиоли с божеством, на которое молился народ. Именно этот контраст подчинял меня его воле.

Если всего несколько месяцев назад меня вдохновляла перспектива создавать проекты зданий и осуществлять их, то теперь я был полностью втянут в его орбиту, я безоговорочно и бездумно сдался на его милость, я был готов ходить за ним по пятам. При этом он, по всей видимости, хотел лишь подготовить меня к блистательной карьере архитектора. Десятилетия спустя я прочитал в Шпандау у Кассирера его замечание о людях, которые по собственному побуждению отбрасывают высшую привилегию людей быть суверенной личностью. 1 «»

Теперь я был одним из них.

Две смерти в 1934 г. стали для Гитлера заметными событиями в личной и государственной сферах. После тяжелой болезни, длившейся несколько недель, 21 января умер архитектор Гитлера Троост; а 2 августа скончался рейхспрезидент фон Гинденбург, смерть которого открыла ему путь к неограниченной власти.

15 октября 1933 г. Гитлер участвовал в торжественной закладке «Дома Немецкого Искусства» в Мюнхене. Он забивал памятный кирпич изящным серебряным молоточком, эскиз к которому специально к этому дню сделал Троост. Но молоток разлетелся на куски. И вот, четыре месяца спустя, Гитлер сказал нам: «Когда молоток сломался, я тут же подумал: это плохая примета! Что-нибудь случится! Теперь мы знаем, почему молоток сломался: архитектор должен был умереть». Я был свидетелем многих примеров суеверности Гитлера.

Для меня смерть Трооста тоже означала тяжелую утрату. Между нами как раз начали складываться более близкие отношения, много обещавшие мне в человеческом и одновременно в профессиональном смысле. Функ, бывший в то время госсекретарем у Геббельса, имел другую точку зрения: в день смерти Троста я встретил его в приемной его министра с длинной сигарой и круглым лицом: «Поздравляю! Теперь Вы первый!»

Мне было двадцать восемь лет.

Глава 5 Архитектурная гигантомания

Какое-то время было похоже, что Гитлер сам хочет руководить бюро Трооста. Его беспокоило, что дальнейшая работа над планами будет осуществляться без должного проникновения в замыслы покойного. «Лучше всего мне взять в свои руки», — говорил он. В конце концов это намерение было не более странным, чем когда он позднее решил взять на себя командование сухопутными войсками.

Без сомнения, он в течение недель играл мыслью о том, чтобы стать руководителем слаженно работающего ателье. Уже по дороге в Мюнхен он иногда начинал готовиться к этому, обсуждая строительные проекты или делая эскизы, чтобы несколько часов спустя сесть за стол настоящего руководителя бюро и поправлять чертежи. Но заведующий бюро, простой честный мюнхенец с неожиданным упорством встал на защиту дела Трооста, не обращал внимания на поначалу очень подробные предложения Гитлера и сам делал лучше.

Гитлер проникся доверием к нему и вскоре молча отказался от своего намерения; он признал компетентность этого человека. Через какое-то время он доверил ему и руководство ателье и дал ему дополнительные задания.

Он сохранил и свою привязанность к вдове умершего архитектора, с которой его издавна связывали узы дружбы. Она была женщиной со вкусом и характером, часто отстаивавшая свои своевольные взгляды с большим упорством, чем некоторые мужчины, обладающие властью и окруженные почетом. В защиту дела своего покойного мужа она выступала с ожесточением и порой слишком резко, и поэтому многие ее боялись. Она боролась против Бонаца, имевшего неосторожность выступить против троостовой концепции мюнхенской площади Кенигсплатц; она резко напустилась на современных архитекторов, Форхельцера и Абельц, и во всех этих случаях была заодно с Гитлером. С другой стороны, она способствовала его сближению с импонировавшими ей архитекторами, высказывалась отрицательно или одобрительно о людях искусства и событиях в мире искусства и, поскольку Гитлер часто слушался ее, вскоре стала в Мюнхене кем-то вроде арбитра по вопросам искусства. К сожалению, не в живописи. Здесь Гитлер поручил своему фотографу Гофману первичный отбор картин, присылаемых на ежегодную Большую художественную выставку. Фрау Троост часто критиковала однобокость его выбора, но в этой области Гитлер не уступал, и вскоре она перестала посещать эти выставки. Если я сам хотел подарить картину кому-нибудь из моих сотрудников, я поручал своему агенту присмотреть чтонибудь в подвале Дома Немецкого Искусства, где лежали отбракованные картины. Когда я сегодня время от времени встречаю свои подарки в квартирах знакомых, мне бросается в глаза, что они мало чем отличаются от тех, что тогда попадали на выставки. Различия, вокруг которых кипели когда-то такие страсти, с течением времени исчезли сами по себе.

Ремовский путч застал меня в Берлине. Обстановка в городе была напряженной. В Тиргартене стояли солдаты в походном снаряжении, полиция, вооруженная автоматами, ездила по городу на грузовиках. Атмосфера была тяжелой, как и 20 июля 1944 г., которое мне также суждено было пережить в Берлине.