Воспоминания - [16]

Посещение императором Вильгельмом Балтийского порта состоялось в мае 1912 года в пору, когда в международной политике наступило затишье и Европа не переживала тревожного кризиса. Благодаря этому настроение как в Петрограде, так и в Берлине было спокойное. Это обстоятельство отразилось на характере наших политических разговоров, которые велись в миролюбивом и дружественном тоне и имели главным предметом обсуждение общеевропейского положения. Как в подобных случаях принято, в печать было пущено совместное сообщение, редактированное моей дипломатической канцелярией. В нём говорилось о том, что встреча государей в Балтийском порту вновь подтвердила традиционную дружбу и родственную близость отношений между обоими царствующими домами. Вместе с этим упоминалось также, что русское и германское правительства, сохраняя неприкосновенной свою политическую ориентацию и оставаясь верными союзам, на которых покоилась политика обеих империй, занимают вполне тождественное положение в отношении к вопросу о сохранении европейского мира и политического равновесия Европы. До этого времени упоминание охраны политического равновесия Европы не делалось никогда в такого рода официальных сообщениях. Целесообразность этого упоминания впервые была признана германскими государственными людьми в Балтийском порту, хотя они подписали предложенный им мной текст только после некоторого колебания. Довольствоваться одними избитыми фразами о традиционной дружбе после событий 1909 года было невозможно. Русское общественное мнение отнеслось бы недружелюбно к сообщению, составленному в выражениях, давно утративших свой прежний смысл и лишенных всякого реального значения. Как я ожидал, подписанное в Балтийском порту совместное сообщение было хорошо принято нашей печатью. Во Франции и в Англии оно произвело отличное впечатление, как мне заявили французский и английский послы по возвращении моём в Петроград.

Условия, в которых происходило свидание императоров в Балтийском порту, совершенно не походили на обстановку нашего потсдамского посещения. Здесь государи жили каждый на своей яхте и для свиданий и совместных завтраков и обедов переезжали с одной на другую, причём свидания эти происходили в суженных рамках судовых помещений, что придавало им более интимный характер. Тон разговоров между монархами и лицами, их сопровождавшими, отличался поэтому большей свободой и простотой. Особенную непринужденность и веселость проявлял император Вильгельм, и чаще всего за столом. Сидя наискось от него, я не пропустил за три дня его пребывания в Балтийском порту ни одного из его анекдотов и ни одной из его шуток, из которых, я должен признаться, не все были мне по вкусу. Государь был чрезвычайно предупредителен со своим гостем, но любезность его носила свойственный его замкнутой природе сдержанный характер и совершенно не походила на шумную веселость Вильгельма II. Императрица, как всегда в подобных случаях, не обнаруживала ничего, кроме утомления.

Когда после первого обеда на «Штандарте» хозяева и гости вышли на палубу, император Вильгельм отвел меня в сторону и вступил со мной в разговор, который продолжался полтора часа. Эту беседу, которая отчётливо запечатлелась в моей памяти, Вильгельм II начал с того, что рассказал мне подробно историю своей молодости и тех своеобразных семейных условий, в которых она протекла. Он не сообщил мне ничего такого, что было бы мне раньше неизвестно. Тем не менее все, что он говорил мне по этому поводу, не могло не вызвать во мне крайнего удивления, так как я не мог объяснить себе причин, побудивших его нарисовать мне в самых ярких красках подробную картину юношеских упований и огорчений, которыми ознаменовались годы, проведенные им под родительским кровом. С откровенностью, которая производила тягостное впечатление, он говорил мне, что отец его, император Фридрих III, никогда не любил его, предчувствуя, что если он и доживет до смерти Вильгельма I и вступит на германский престол, то не надолго, и что вскоре ему придётся уступить место молодому сыну, которому, по всей вероятности, предстояло продолжительное царствование. Фридрих III, будучи ещё кронпринцем, был почти стариком и задолго до своей кончины уже страдал недугом, который свел его в могилу через три месяца после вступления на престол. Мать Вильгельма II, дочь королевы Виктории Английской, женщина властолюбивая, по тем же причинам не любила своего сына, по каким не любил его её муж. К этим основаниям у неё примешивались, по словам Вильгельма II, ещё и другие. С раннего детства император заметил между матерью и собой непримиримое политическое разномыслие, переходившее иногда, когда он достиг более зрелого возраста, в острые разногласия. «С тех пор, что я себя помню, – говорил мне император, – я всегда чувствовал и мыслил себя добрым немцем. Мать моя, даже после тридцатилетнего пребывания в Германии, не переставала сознавать себя англичанкой. В её глазах германские интересы всегда и во всём должны были подчиняться интересам её родины, по отношению к которой она считала, что Германия призвана была играть служебную роль. Меня возмущало до глубины души такое пренебрежительное отношение к Германии, уже занимавшей по своему могуществу и культурному росту одно из первых мест среди великих держав Европы. Взаимное отчуждение между нами с каждым годом увеличивалось, и примирение наступило только незадолго перед её кончиной».