Воспоминания розы - [13]

Но как победить свои страхи здесь, среди темных улиц? Я устала. Я даже не плакала. Я терзалась, как зверь, попавший в ловушку. Зачем соглашаться на невозможный союз с этим диким орлом, что рассекает небеса, слишком далекие для меня? Почему моя детская душа дала уговорить себя обещаниями облаков и завтрашних радуг? Я закрыла глаза, сунула письмо обратно в карман и направилась в церковь спросить у Бога, что ждет меня в будущем.

Только Он мог исцелить эту рану, открывшуюся в моем сердце. Я вспомнила советы матери. «Бог, — говорила она, — не хочет видеть нас в грусти и сомнениях, мы нравимся Ему веселыми и сильными». Так зачем же Ты так испытываешь меня, Господи? Я дрожала от страха, меня лихорадило, я ничего не соображала, но сердце шептало мне: «Если Кремьё уедет без меня, я останусь одна, без помощи, без защиты. Я стану куклой в руках великого небесного путешественника. Летчика». А письмо все шуршало при каждом моем шаге.

Наконец я добралась до церкви в приходе отца Ланда. Он оказался там, как будто ждал меня. Без всяких предисловий я рассказала ему о своей стремительной помолвке и вынула из кармана письмо. Он медленно прочел его вслух, не столько для себя, сколько для меня. Глядя мне прямо в глаза, отец Ланд произнес:

— Если вы его любите, я советую вам выйти за него замуж. Он сильный человек, он честен, холост, и, если Бог вам поможет, у вас будет счастливая семья.

Я взяла письмо из рук священника и ушла.

И снова осталась в одиночестве на шумных улицах Буэнос-Айреса. Случайно набрела на гостиницу «Испания». Из любопытства зашла. Попросила разрешения взглянуть на свою бывшую комнату. Никто не возражал. На лестницах, в холле — всюду царил страшный беспорядок, но прислуга, казалось, смирилась с ним. Я толкнула дверь в номер, где мне столько толковали о революции. Обнаружила там свой чемодан, но он был слишком тяжел, чтобы я могла захватить его с собой. На нем лежало адресованное мне письмо, на конверте расплылось несколько пятен, похожих на капли воды. Я вскрыла его и начала читать. Это снова было письмо от моего летчика, он в который раз повторял, что хочет на мне жениться, не разрешает мне возвращаться во Францию, прекрасно знает, что я приглашена правительством, и советует мне не вмешиваться в местные политические дела, а принять его любовь. Наш друг Кремьё, писал он, согласен на этот брак, который будет длиться всю жизнь. Еще он просил меня стать взрослой девочкой и позаботиться о его сердце. Я сунула письмо в карман, где уже лежало одно, и оба они нежно зашелестели…

Наконец я вышла из гостиницы. На улице я разговаривала сама с собой, передо мной то и дело возникало его ласковое лицо с круглыми черными проницательными глазами. Последний раз я видела его бодрствующим после нескольких ночей и дней полета, он вошел свежий и улыбающийся как ангел, несмотря на перелет сквозь бурю. Он был готов танцевать или снова лететь. Он мог есть раз в день или не есть совсем, мог выпить целую бочку или оставаться несколько дней без капли воды. Его расписание зависело от бури в небе и урагана в сердце. Однажды он зашел ко мне в гостиницу и увидел, что я держу в руке стакан с водой.

— Так вот чего мне не хватало со вчерашнего дня! — воскликнул он. — Я же ничего не пил. Дайте мне попить.

Я протянула ему стакан воды и бутылку коньяку. Не раздумывая, он вылил себе в рот содержимое бутылки, затем воду. Он забыл, что и остальным тоже хочется пить. Он даже не извинился, так как ненавидел терять нить разговора. Это его ужасно раздражало. Если его прерывали на середине рассказа, он потом долго молчал и иногда весь вечер больше не раскрывал рта. Надо было бы сказать «всю ночь», так как у него было собственное представление о времени. Его посещения затягивались до завтрака, и он считал это совершенно естественным. Иногда его клонило в дрему, он засыпал где придется, и никто уже не мог его добудиться.

Однажды его привезли прямо с аэродрома. Он дал шоферу адрес, и тот привез его ко мне спящего, как доставляют посылки. В гостинице прислуга с усмешкой говорила мне:

— Ваш летчик уснул, его только что доставили: он спит! Он спит!

Ну и что прикажете с ним делать? Я уложила его на диване и попросила горничную присмотреть за ним, когда он проснется. А так как я дорожила своей репутацией, то оставила его в своем номере, а сама сняла другую комнату.

Этот не ведавший усталости человек был чувствителен к самым простым вещам. Например, он ненавидел утруждать себя, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу, и даже если он сыпался ему на брюки, делал вид, что не замечает этого — только бы не прерывать разговора, а на одежду наплевать, гори она синим пламенем!

Я по-прежнему брела в одиночестве по улицам, мечтая о своем спящем летчике… Я была похожа на городскую сумасшедшую, которая бродит, натыкаясь на прохожих, я перестала замечать, куда иду, и вдруг какой-то человек схватил меня за руку и заорал прямо в ухо:

— Садитесь в машину! Садитесь же!

— Ах! Это вы, Тонио?

— Я везде вас ищу. Вы похожи на нищенку, бредете сгорбившись. Что вы потеряли?

— Похоже, я потеряла голову.