Воспоминания - [113]
Мы ушли. Мной овладела безысходная тоска. Мы оказались в тупике.
Мы побрели в сторону границы. У нас не было выхода — придется возвращаться в Оршу, к большевикам. Я едва держалась на ногах. Нам не на что было теперь надеяться, но мне было все равно: я слишком устала.
Солнце садилось. Я опиралась на руку мужа и спотыкалась почти на каждом шагу.
До германской заставы мы добрались уже в сумерках. Вдруг из темноты возникла знакомая фигура — это был немецкий офицер, наш спаситель. Он сразу понял, что мы потерпели неудачу.
— Зря вы меня не послушали, — рассмеялся он. — Вам повезло, что я снова на дежурстве. Подождите здесь, кажется, украинский комиссар еще не ушел. На этот раз вы не откажетесь поговорить с ним? — он повернулся ко мне. — Но вы же едва стоите, — воскликнул он. — Вы, наверное, давно не ели. Пойдемте в караульное помещение; там найдется еда для вас.
Он взял меня под руку, и я покачнулась; голова кружилась, в глазах потемнело.
— Дайте мне воды, — смогла лишь произнести я.
Я не помню, как добралась до домика. Я сидела на скамейка под деревянным карнизом и, будто во сне, услышала, как кто то открывает бутылку с газированной водой. Мне протянули стакан, наполненный искрящейся жидкостью. Я взяла его и жадно осушила, потом с такой же жадностью съела плитку шоколада. Скоро ко мне вернулись силы, и после того, как муж в свою очередь утолил голод, мы отправились к комиссару, который только что приехал.
Еще одно чудо. Он оказался племянником наших хороших знакомых. Мы могли рассказать ему все, и как по волшебству ситуация изменилась. Комиссар выдал мужу пропуск и визу для несчастного Алека, который целый день просидел с вещами на большевистской границе. Он снарядил с мужем двух солдат, чтобы они донесли чемоданы. Я осталась на крыльце маленького домика, и комиссар с нашим спасителем пытались отвлечь меня от тревожных мыслей, пока муж находился на территории большевиков.
Вскоре муж благополучно вернулся вместе с Алеком. Солдаты несли веши. Должно быть, большевики забыли о нашем утреннем обещании и, похоже, не узнали моего мужа. Им было достаточно пропуска и украинской визы. Даже таможенный досмотр прошел довольно легко; мужу удалось всунуть в руку несчастных чиновников несколько керенок — бумажные деньги мелкого достоинства, выпущенные Керенским, — и их пропустили после поверхностной проверки.
Теперь, когда мы оказались в безопасности, нам нужно было решить, куда идти. Поезд до Киева отправлялся только на следующий день. Украинский комиссар предложил нам переночевать в его вагоне, который стоял на боковой ветке. Он проводил нас туда и распорядился, чтобы нам принесли обед из немецкой офицерской столовой. В жизни не ела ничего более вкусного, чем жидкий гороховый суп, плескавшийся на дне тех эмалированных мисок.
Мы сидели напротив друг друга на порванных бархатных сиденьях и хохотали, хохотали. С наших плеч свалился тяжелейший груз. Жизнь казалась прекрасной, как после смертельной болезни. Мы так радовались тому, что мы вместе, словно не виделись целую вечность. Так закончилось 4 августа, день моего ангела.
В радостном возбуждении мы засиделись допоздна, и когда, наконец, погасили свет, спать мы не смогли, но уже по другой причине. Большевики проявили к нам милосердие, но населявшие вагон насекомые не знали жалости. На следующий день на моем теле не было живого места.
Утром нас навестил комиссар. Он был сильно взволнован известиями, поступавшими с другой стороны. В ту ночь матросы, приехавшие на одном поезде с нами, совершили обход по гостинице и комнатам, которые сдавали приезжим. Многих из тех, чьи документы были в порядке, задержали в Орше на неопределенный срок до получения дополнительной информации, а тех, у кого не было документов, арестовали и поместили в местную тюрьму. Потом мы слышали, что некоторых арестованных отправили в те города, откуда они приехали, а других перевели в тюрьму. Мы успели вовремя. После нашего побега перейти границу стало почти невозможно.
На следующий день, ожидая прибытия поезда, мы оставались в комиссарском вагоне. Он попросил нас не выходить: боялся, что могут возникнуть неприятности, если о моем присутствии станет известно. Мы, разумеется, послушались его, но так и не узнали, каких неприятностей он опасался — со стороны большевиков или со стороны немцев.
Вечером мы сели в поезд, который довез нас до Жлобина; там мы должны были пересесть на другой поезд, идущий до Киева. Поезд состоял из вагонов только третьего и четвертого класса. Ехали там в основном простые люди. С большим трудом мы нашли места, если это можно так назвать, в вагоне четвертого класса. (Раньше такие вагоны использовались, по–моему, только для перевозки заключенных.) От одной двери до другой вдоль окон шел длинный коридор, а с другой стороны напротив друг друга располагались лавки с деревянными спинками. Над ними в два ряда висели полки. На одну из таких полок, ближайшую к нам, мы поставили свои вещи и не спускали с них глаз. На полке можно было только лежать — она почти вплотную прижималась к верхней. Вагон был переполнен; передвигаться по нему было невозможно. Мы втроем легли, расстелив пальто на голых досках. В вагоне была кромешная тьма. Мне удалось достать из чемодана свечу, которую я взяла с собой на всякий случай, и я зажгла ее, вставив в крышку соседней корзины.
Великая княгиня Мария Павловна Романова, внучка Александра II и дочь младшего брата Александра III – великого князя Павла Александровича, рассказывает о детстве в Ильинском у дяди, великого князя Сергея, церемонном воспитании, которое она получала, своем недолгом замужестве и жизни при шведском дворе, о возвращении в Россию, интригах Распутина, последних драматических днях династии Романовых и бегстве из России…
![Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов](/storage/book-covers/82/82b6cae0919c7018b428e8f981cd589b56db07b4.jpg)
В книге представлена переписка Александра I с его сестрой, великой княгиней Марией Павловной, а также письма к Марии Павловне императрицы Елизаветы Алексеевны. Переписка была начата в 1804 году, когда Мария Павловна, выйдя замуж за наследного герцога Саксен-Веймар-Эйзенах, поселилась в Веймаре, где еще живы были великие представители Веймарской классики – Гете, Шиллер, Виланд. Заканчивается она со смертью Александра. Последние письма к Марии Павловне Елизаветы Алексеевны относятся уже к 1826 году. Переписка, продолжавшаяся более двадцати лет, охватывает и эпоху Наполеоновских войн, когда герцогство Саксен-Веймар стало формальным врагом России, и эпоху передела Германии и создания Германской конфедерации на Венском конгрессе, когда и Александр, и Мария Павловна нередко использовали друг друга для решения политических и дипломатических задач.
В этой книге не говорится о заговорах и не раздуваются мифы до невероятных масштабов, но есть опровержения многих историй, которые отдельные биографы Фредди выдают за истинные. В ней нет домыслов – каждый факт перепроверялся не по одному разу. Автор встречался со всеми героями этой истории: с музыкантами и менеджерами Queen, с друзьями и родственниками Фредди – десятки часов интервью, дни и часы, проведенные в архивах и библиотеках, поиск новых источников и новых свидетелей. Прочитав эту книгу, вы узнаете, почему личная жизнь и смерть Фредди Меркьюри продолжают оставаться тайной и по сей день.
Академик Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) принадлежит к числу тех ученых, чьи труды и практические усилия определили будущее человечества. Благодаря ему Советский Союз сумел в сжатые сроки создать атомную, а затем и водородную бомбу, разрушив ядерную монополию США, начал создавать атомный подводный флот. Курчатов не только заложил основы мирного применения атомной энергии, но и открыл путь исследованиям по управляемым термоядерным реакциям. Несмотря на всемирное признание заслуг Курчатова и большое количество посвященных ему публикаций, многие стороны его жизни остаются неизученными и малоизвестными.
Александр Житинский провел на земле 71 год и 5 дней, оставаясь неизменно молодым, веселым и добрым.Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.Самуил ЛурьеОн был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь».
«Не помню, в котором году, но, вероятно, это было в 1894, в первых числах июля меня очень просили приехать в Ильинское, под Москвой, к больному адъютанту Вел‹икого› Князя Сергея Александровича, З. Ф. Джунковскому, с которым мы до того одновременно служили в Преображенском полку. Болезнь была несерьезная, Джунковский лежал, и врачи не умели ему помочь – так думал он и его окружающие, но в сущности это было не так, излишне беспокоились его друзья…».
В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.