Воспоминания Понтия Пилата - [95]
— Христос побеждает! Христос царствует! Христос повелевает!
От других огненных столпов, иные голоса, словно освободившиеся из плена замученных тел, начали возвышаться, подхватывая:
— Христос побеждает! Христос царствует! Христос, Христос, Христос повелевает!
И всюду, от одного конца сада до другого, всюду, где сгорали христиане, слитно звучали голоса, как бывает у легиона в день триумфа.
Позади себя я услышал, как вздыхала весталка:
— Несчастье богам Рима, несчастье богам Рима!
Вокруг плакали матроны, глядя на столпы, куда были привязаны маленькие мальчики и девочки, которым не было и семи лет. Одна беременная женщина, всхлипывая, крикнула:
— Эти дети, неужели это они сожгли Город?!
Величественная и неотмирная песня все звучала, постепенно слабея, дым становился все плотнее, и пламя жадно пожирало свою добычу.
Всюду распространился непереносимый запах сожженных тел. Устрашенные зеваки разошлись, кашляя и зевая.
Я почувствовал руку, опустившуюся на мое плечо; обернувшись, я увидел Флавия Сабина, префекта Города, который показался мне более бледным, чем саван, несмотря на красные блики огня, игравшие на его лице.
— Кай Петроний позаботится о Пуденции и его дочери, не беспокойся о них, Пилат. Но если ты пожелаешь по-дружески пройтись со мной, я охотно побеседую с тобой.
Он повел меня к выходу из сада, обходя те места, где мы рисковали встретить Кесаря и Августу. К нашему счастью, они вовсе забыли о том, что призвали нас на свой праздник, поскольку участвовали в воспроизведении сцен, взятых из мифологии и истории Рима. Сабин сообщил мне, что Актеон был брошен псам, Пасифаю поднял на рога бык, новому Регулу вырезали веки и сожгли руку у нового Сцеволы… Как мог Нерон пропустить подобные развлечения?
Разразившаяся буря положила конец этой кошмарной ночи. Префект Города вдруг попросил меня:
— Кай Понтий, расскажи мне о Христе.
Да, этой ночью Флавий Сабин, префект Рима, который, согласно его собственным словам, считал, что христиане — враги рода человеческого, увидев их умирающими в мире о Христе, обрел истинный Свет, просвещающий всякого человека. И другие последуют по его пути. Не знаю, когда это совершится и сколько еще христиан подвергнется пыткам, но знаю, что Пуденциана, когда ее устами глаголил Дух, сказала правду: Город и мир будут нашими. Придет время, когда Рим и Вселенная падут на колени во имя Иисуса Христа.
Мне вспоминается крик часовых, обходящих дозором наш лагерь:
— Страж, скоро ли рассвет?
Кромешной ночью рассвет всегда кажется невозможным, как кажутся ужасными опасности, сокрытые в ночи.
Время мое сочтено. На рассвете центурион, вчера препроводивший Кая Корнелия и его дочь в Туллианум, постучит в мою дверь. И я последую за ним. Да соблаговолит Христос, чтобы Сабин был уведомлен об этом и чтобы он смог, с помощью Павла или Петра, доставить нам хлеб Жизни и чашу Спасения, дабы мы были готовы свидетельствовать.
Время мое сочтено. Сейчас я запечатаю эти воспоминания, которые так часто желал бросить в огонь в уверенности, что никто никогда их не прочтет, и отправлю их префекту Города — не для того, чтобы люди хранили память о Понтии Пилате, но для того, чтобы грядущие поколения имели свидетельства благодеяний, которыми одарил нас Господь.
Порой я поднимаю глаза и смотрю на кресло перед моим бюро, в котором сиживал Флавий, не желая оставить меня одного. Кресло пустует. Мой галл не так давно угас, предчувствия его не обманули. Едва его отец скончался, я отправил Антиоха в Самниум, посоветовав ему остаться там. Он меня послушал. Я был этим бесконечно разочарован. Но, возможно, так даже лучше, ибо я уже не буду ни о чем жалеть.
Павел как-то сказал мне, что мог бы умереть с миром, потому что уже дал хороший бой. Могу ли я сказать то же самое о себе в момент завершения моей жизни и этого повествования? Как давал отчет в своих деяниях Тиберию Августу, так я дам отчет Господу, и Он узнает, что во всех случаях я стремился быть верным. Я любил Рим, любил своих близких, но теперь-то знаю, кого мне следовало любить.
Когда-то давно Иисус бар Иосиф спросил меня:
— Кай Понтий, любишь ли ты Меня больше всего?
Тогда у меня не было сил ответить «да». Долгое время я не мог себе этого простить. Но что изменилось бы в тот день, если бы Кай Понтий Пилат, прокуратор Иудеи, ответил: «Да, Господи, люблю Тебя больше своей жизни, люблю Тебя больше, чем Рим, больше, чем жену, сына и дочь»?
Может быть, Господи, Тебе нужны были моя слабость, а не сила, мое малодушие, а не отвага? Мир, конечно, будет помнить, что я не сумел защитить Тебя, Тебя, чью невиновность и царственное достоинство сразу же признал. И осудит меня, но Ты, Господи, Ты неизмеримо больше, чем мир.
Да, поистине, я оставил Тебя. Ибо так должно было случиться, чтобы я оставил Тебя. Ведь Твоя сила нуждалась в моей слабости. Господи, если бы я спас Тебя, мы оставались бы в погибели…
Сейчас, в нижнем зале Туллианума, Ты вновь спросишь меня: «Поистине, Кай Понтий, любишь ли ты Меня больше всего?» И теперь уже я смогу свободно ответить Тебе: «Да. Это я, Господи!»
Без этого все теряет смысл…
Я знаю, мой Искупитель жив.
Вот уже более двух тысяч лет человечество помнит слова, ставшие крылатыми: «И ты, Брут!» — но о их истории и о самом герое имеет довольно смутное представление. Известная французская исследовательница и литератор, увлеченная историей, блистательно восполняет этот пробел. Перед читателем оживает эпоха Древнего Рима последнего века до новой эры со всеми его бурными историческими и политическими коллизиями, с ее героями и антигероями. В центре авторского внимания — Марк Юний Брут, человек необычайно одаренный, наделенный яркой индивидуальностью: философ, оратор, юрист, политик, литератор, волей обстоятельств ставший и военачальником, и главой политического заговора.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
Роман Александра Сегеня «Русский ураган» — одно из лучших сатирических произведений в современной постперестроечной России. События начинаются в ту самую ночь с 20 на 21 июня 1998 года, когда над Москвой пронесся ураган. Герой повествования, изгнанный из дома женой, несется в этом урагане по всей стране. Бывший политинформатор знаменитого футбольного клуба, он озарен идеей возрождения России через спасение ее футбола и едет по адресам разных женщин, которые есть в его записной книжке. Это дает автору возможность показать сегодняшнюю нашу жизнь, так же как в «Мертвых душах» Гоголь показывал Россию XIX века через путешествия Чичикова. В книгу также вошла повесть «Гибель маркёра Кутузова».
Ольга Новикова пишет настоящие классические романы с увлекательными, стройными сюжетами и живыми, узнаваемыми характерами. Буквально каждый читатель узнает на страницах этой трилогии себя, своих знакомых, свои мысли и переживания. «Женский роман» — это трогательная любовная история и в то же время правдивая картина литературной жизни 70–80-х годов XX века. «Мужской роман» погружает нас в мир современного театра, причем самая колоритная фигура здесь — режиссер, скандально известный своими нетрадиционными творческими идеями и личными связями.
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?