Воспоминания Понтия Пилата - [13]
Не столько из любви к книгам, сколько из тайной надежды найти в них тень моего отца, я запирался в библиотеке.
Поминальные дни обязывали к праздности и утомительному девятидневному уединению. У меня было много времени для размышлений, а это — худшее из занятий, которым может предаваться римлянин. Старик Катон был не так уж неправ, бичуя греческие вкусы и нашествие философов. Никто из нас не избежал этой чумы. Стоит ли удивляться, что даже я однажды взялся рассуждать об Истине с человеком, которого собирался отправить на крест. Катон проклял бы меня!
Я грустил и скучал; многие покончили с собой и не из-за таких пустяков. Все-таки на целых девять дней Праздник в честь усопших избавил меня от Помпонии. Считалось, что она вся в печали: не прошло и года, как умер ее супруг, Тит Домиций Персик.
С тех пор как не стало Персика, его вдова, некогда самая любезная из любовниц, превратилась в фурию. Она была красавицей, кокеткой. Любила драгоценности, редкие духи, которые привозили с Востока, переливающиеся разными цветами ткани, которые ткут, соединяя хлопок из Египта с тяжелым шелком из страны серов, и которые стоят на вес золота. Персик не был скупым на всю эту роскошь. Он был патрицием, и его состояние насчитывало миллионы; мое — не превышало пятисот тысяч сестерциев. Прихоти Помпонии были мне не по средствам.
За один месяц я был вынужден купить ей массивный браслет в галльском духе, изображающий двух стоящих друг против друга львов, сандалии «в вавилонском стиле», цена которых была несоразмерна с низким качеством кожи, использованной для их изготовления, сетку для волос из индийского жемчуга, подходившую для новой прически, которой она собиралась украсить себя. Оказалось, что прическа ей не идет, хотя сетка для волос стоила мне полугодового дохода с моего кампанийского поместья…
Двадцать пять лет брака с Прокулой обошлись мне не так дорого, как в свое время три месяца с любовницей. На самом деле, обладая Помпонией, живым воплощением патрицианского высокомерия, я тешил свое тщеславие. В то же время, поскольку она была уже не так молода и боялась состариться без мужчины, она держалась за меня, простого всадника, — и я начал опасаться, что она захочет выйти за меня замуж…
Деметрий почтительно, ссылаясь на свою давнюю преданность моему дому, меня предостерег. Он упомянул о неосторожных и невоздержанных связях молодых людей, о моих долгах, о пустых сундуках и памяти моего отца. Я уже не был юношей, ослепленным любовью, и понимал, что это непростительно. Я понимал и то, что мой отец, строго придерживавшийся старых нравов, осудил бы мою связь с циничной и нарушающей супружескую верность женщиной. Упреки Деметрия были обоснованны, а мне не по нраву пришлось быть уличенным в легкомыслии со стороны вольноотпущенника. Итак, я решил как можно скорее порвать с Помпонией, хотя и этот разрыв должен был обойтись мне еще в два или три дорогих подарка.
Вот о чем я думал в тот вечер в сумерках моей библиотеки.
Я не принадлежал к узкому кругу советников, которых Тиберий называл своими друзьями, но мой отец входил в него, и в память о нем кесарь иногда удостаивал меня приглашением на ужин. Впрочем, обязанности, которые я теперь исполнял, вполне оправдывали эту незначительную милость.
Тиберий поручил мне заботу об одном из императорских садов. Я не был одним из тех администраторов, благодаря которым вращаются колеса государства. Для этого мне не хватало многих достоинств и многих недостатков. Но мне случалось оказать правителю услугу, за которую он был мне признателен, что подтверждали эти регулярные приглашения. Поэтому я совсем не удивился, что меня пригласили ужинать в Палатин в шестой день перед мартовскими календами, в 772 году от основания Города.
На этом ужине нас было десять человек. Я не помню лиц и имен гостей, за исключением Сеяна, который уже начинал втираться в доверие к правителю. Августа показалась на короткое время в начале трапезы. Она предпочитала одеваться, как и во времена своей молодости, в простое платье белого льна, сотканное ее руками. Ливия не выглядела на свои восемьдесят: она отказалась от старомодной прически; и видно было, какой красивой была раньше эта женщина.
Ее присутствие создавало на агапах чрезвычайно напряженную атмосферу. Тиберий потребовал — в соответствии с семейной традицией подлинной патриархальной строгости, — чтобы сервировали остатки вчерашнего ужина, напирая на пословицу, «что полкабана так же хороши, как целый кабан». Я пренебрег мясом, предпочтя устриц, в отношении которых Тиберий нашел нужным заметить, что они привезены не из Тарента, а с Лукринского озера.
Когда его мать удалилась, Тиберий, смеясь, предложил попробовать вина, присланного ему из Африки. Это было густое, красное, почти черное вино, такое, что его надо было дважды разбавлять водой и приправлять пряностями и мятой. Но когда я сделал рабу знак подлить в мой кубок воды, Кесарь посмеялся надо мной, сказав, что только матроны, пьющие тайком, отказываются от чистого вина. Я понял, что придется присоединиться к отвратительному состязанию любителей возлияний, от которого он был без ума. Что касается меня, я пью мало. Мне претила эта забава напиваться допьяна, и я с ужасом представлял степень моего смущения, когда, еле живой, уткнусь носом в полосатые кампанийские подушки или извергну моих устриц на мозаику пола. По лукавым взглядам Тиберия и других я понял, что именно этого все ожидали.
Вот уже более двух тысяч лет человечество помнит слова, ставшие крылатыми: «И ты, Брут!» — но о их истории и о самом герое имеет довольно смутное представление. Известная французская исследовательница и литератор, увлеченная историей, блистательно восполняет этот пробел. Перед читателем оживает эпоха Древнего Рима последнего века до новой эры со всеми его бурными историческими и политическими коллизиями, с ее героями и антигероями. В центре авторского внимания — Марк Юний Брут, человек необычайно одаренный, наделенный яркой индивидуальностью: философ, оратор, юрист, политик, литератор, волей обстоятельств ставший и военачальником, и главой политического заговора.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
Роман Александра Сегеня «Русский ураган» — одно из лучших сатирических произведений в современной постперестроечной России. События начинаются в ту самую ночь с 20 на 21 июня 1998 года, когда над Москвой пронесся ураган. Герой повествования, изгнанный из дома женой, несется в этом урагане по всей стране. Бывший политинформатор знаменитого футбольного клуба, он озарен идеей возрождения России через спасение ее футбола и едет по адресам разных женщин, которые есть в его записной книжке. Это дает автору возможность показать сегодняшнюю нашу жизнь, так же как в «Мертвых душах» Гоголь показывал Россию XIX века через путешествия Чичикова. В книгу также вошла повесть «Гибель маркёра Кутузова».
Ольга Новикова пишет настоящие классические романы с увлекательными, стройными сюжетами и живыми, узнаваемыми характерами. Буквально каждый читатель узнает на страницах этой трилогии себя, своих знакомых, свои мысли и переживания. «Женский роман» — это трогательная любовная история и в то же время правдивая картина литературной жизни 70–80-х годов XX века. «Мужской роман» погружает нас в мир современного театра, причем самая колоритная фигура здесь — режиссер, скандально известный своими нетрадиционными творческими идеями и личными связями.
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?