Воспоминания Пьера Изместиефф, потомка русского княжеского рода Долгоруких и французского рода Блукет, талантливого шпиона, успешного бизнесмена, любителя и ценителя красивых женщин - [25]

Все возлагали на меня большие надежды, несмотря на то что я еще никогда не был на моей исторической родине. Я очень серьезно готовился к моей первой поездке в СССР. Получив необходимую визу, я обратился к французскому коммерческому атташе, а также к представительству банка BNP в Москве. Я объяснил, что мне нужно выйти на нужный уровень оргкомитета проведения Олимпийских игр, а также на управление города Москвы и руководство «Интуриста». Все эти советские организации согласились на встречу с представителем фирмы Жак Боррель, и было решено, что я в июне 1977 года отправлюсь на переговоры в Москву — на родину моих предков.

Перед поездкой я, конечно, сильно переживал и волновался. Мне было тогда 33 года, я был еще очень эмоционален, говорил по-русски без акцента, но у меня был ограничен словарный запас с детства. Мне предстояло вступить в серьезные переговоры и обсуждать бизнес, не владея свободно русским языком, и общаться с «коммунистами», которых с детства меня учили ненавидеть. У меня была очень важная миссия — по просьбе деда я должен был встретиться с его родным братом, которого он видел в последний раз в 1919 году. Пятьдесят восемь лет назад!!!

До отъезда, по совету одного знакомого, недавно уехавшего из СССР, я приобрел 50 экземпляров подержанных книжек по искусству «Большие музеи». За каждую книжку я заплатил пять франков, то есть меньше доллара. Мне объяснили, что в Москве я могу их сдать в комиссионный магазин и получить 20 рублей за каждую, то есть по официальному курсу обмена 26 долларов за книгу. С моим грузом улетел не в Москву, а в Ленинград. Хотел использовать выходные, чтобы посетить бывшую царскую столицу, о которой так много слышал от бабушки.

На таможне случилась первая закавыка. Меня спросили, что у меня за груз, попросили открыть багаж, и увидев, что я везу, объяснили, что можно ввозить только несколько разных экземпляров книг, а у меня десять разных по пять экземпляров. Я рассказал таможенникам, что все эти книги — подарки высокопоставленным лицам в Москве. Я показал письма, где подтверждались мои встречи с ними. Меня пропустили с моим сокровищем, а это была тысяча рублей за книги или десять месячных зарплат советского человека, как я понял позже.

Я поселился в гостинице и пошел в ресторан. Мне все было безумно интересно, и еще… Я прекрасно всех и всё понимал.

Мне принесли меню, конечно же, на русском языке, состоящее из странных двадцати страниц! Но я был сильно удивлен, когда официант мне объяснил, что из всего меню есть только сельдь и котлеты по-киевски. И заодно спросил, не хочу ли я ему продать мою рубашку?

После долгого ожидания он принес мне заказанную еду и снова завел разговор о моей рубашке. Предложил мне теперь не деньги, а банку черной икры весом пятьсот грамм. Я согласился и прямо в ресторане снял мою ношенную и потную, из-за волнения, рубашку. Я закончил свой ужин в одной куртке. Следующие два дня, в субботу и воскресенье, вооруженный фотоаппаратом, я ездил по всему городу на такси.

Я фотографировал все подряд, наслаждался красотой этого города — музея под открытым небом. Помню, как меня удивила статуя Екатерины Великой в длинной юбке, под которой, по словам таксиста, находились все любовники бывшей царицы.

В воскресенье вечером я отправился на самолете в Москву. Из аэропорта доехал до центра и поселился в гостинице «Россия». Несмотря на то, что был уже поздний вечер, я все равно позвонил двум людям, телефоны которых мне дали мои русские знакомые в Париже. Первый был неформальным художником Немухиным, второй оказалась очень приятная женщина, автор романов, печатающихся в самиздате. Звали ее Маша, но фамилию, к сожалению, не помню. Оба поговорили со мной очень мило, предложили встретиться вечером, на следующий день. Номера телефона брата деда у меня не было, был только его почтовый адрес.

На следующий день я отправился с моими книгами в комиссионный магазин. Книги все проверили, приняли и попросили представить мой паспорт. Я дал свой проездной документ с визой, но он не годился. Нужен был советский паспорт, чтобы я мог что-нибудь сдать в комиссионный. Об этом меня не предупредили. Но я не растерялся. «Сейчас будет паспорт», — сказал я и вышел на улицу. На улице я попросил первого встречного пешехода пройти со мной в магазин, обещая ему за услугу 20 рублей. Таким образом, я получил 980 рублей чистыми.

С деньгами в кармане я поехал по адресу брата деда. Я быстро его нашел, представился. Он ничего не знал о моем приезде, так как они с дедом не переписывались по просьбе самого брата. Брат деда Николай расплакался. Впервые за 58 лет он увидел близкого родственника.

Дядя Николай с уверенностью сказал мне, что квартира прослушивается, и поэтому предложил пойти с ним в парк рядом с домом. Там он и рассказал мне о своей страшной судьбе.

Когда мои дед с бабушкой бежали за границу, его арестовали и отправили в Гулаг. Он там просидел около десяти лет, в тяжелейших условиях. Когда его освободили, он стал постепенно подниматься по социальной лестнице и даже добился поста секретаря министра путей сообщения. После Второй мировой войны дед решил его разыскать через Красный Крест. Информация дошла до советских властей, и тогда вспомнили об их прошлом. В результате дядя Николай потерял свою хорошую работу и смог устроиться только дворником. Когда я с ним познакомился, он уже был на пенсии и жил вместе со своей двоюродной сестрой, которая еще продолжала работать физиком-ядерщиком. Я с ней познакомился через несколько дней, когда они меня пригласили к себе на ужин. Квартирка была у них очень уютная, со старинной мебелью, коврами и дореволюционными фотографиями их и моей семьи.