Воспоминания о Юрии Олеше - [47]

В конце представления в цирке звучат слова клоуна:

...Ура! Эй, что ж вы, трубачи! Молчать вам не позволим! Пусть льются музыки лучи Во славу дружбы школьной!

Вся мысль сценария "Девочка в цирке" разработана ненавязчиво, увлекательно, оригинально.

Как создавался этот сценарий?

Сперва была лаконичная заявка. Потом на все наши вопросы, а что же будет дальше, Олеша отвечал, что он и сам пока не знает. Сочиняет не он, а какой-то человечек в нем.

Во время работы над постановкой фильма он часто приходил к нам, рассматривал рисунки, эскизы, интересовался всем, что мы делали, смотрел вместе с нами черновые пробы.

Когда он приходил в студию, прежде чем войти в режиссерскую комнату, он подходил к зеркалу: "Иду к дамам, надо отразиться".

Каждый его приход воспринимался всей группой, всеми художниками, как что-то праздничное, веселое, интересное. Мы восхищались всем, что он говорил, о чем рассказывал.

Однажды он рассказал, как был в цирке, на представлении "Черный пират". Арнольд, скакавший по арене на вороном коне, улыбнулся Олеше. Маленький мальчик, сидевший рядом, посмотрел на Олешу с восхищением и завистью. В его взгляде было: какой счастливый, ему улыбнулся Черный пират!

Увидев в студии проходившую по коридору художницу, Олеша сказал: "У нее шелковая походка".

Очень интересно было работать с ним по сценарию для экранизации его книги "Три толстяка". Он никак не мог закончить сценарий. Ко всему, что было, он добавлял множество подробностей, выдумки, изменений. К сожалению, работа им не была завершена. Впоследствии ее с тонким пониманием духа творчества Олеши сделал В. Шкловский.

Олешу обрадовала мысль об экранизации этой его книги. Он интересовался, как она будет выполнена. Он считал, что в рисованном фильме лучше, чем в каком-нибудь другом, найдут верное поэтическое отражение образы этой сказки.

Как-то зашел разговор о канатоходце Тибуле. Олеша сказал, что для него идеал мужской красоты - Андрей Старостин. Он похож на римского гладиатора.

Однажды, когда мы пришли к Олеше с нашим редактором Р. Фричинской, он заявил, что не будет с нами разговаривать, пока мы не отгадаем, какая музыка записана на трех пластинках. Он поставил на патефон сперва "Болеро" Равеля, потом финал Девятой симфонии Бетховена, потом еще что-то. После того, как мы все отгадали, он согласился с нами поговорить о работе.

Но, разговаривая о "Трех толстяках", он все время перекидывался на рассказ о современных "Ромео и Джульетте" - пьесе, которую он собирался написать. Очевидно, его неуемная, кипучая фантазия не мирилась с тем, что было им уже сделано, его захватывали новые замыслы.

Над фильмом "Три толстяка", который мы делали уже без него, мы работали с вдохновением. Мы как бы посвятили этот фильм его памяти. Нам хотелось передать в нем наше отношение к этому замечательному писателю и человеку. И до сих пор этот фильм остался для нас одним из наших самых любимых и дорогих нам.

Нереализованным остался его сценарий "Огонь". Это остроумная, эксцентричная мульткомедия в стихах. Начинается она диалогом настенных часов и мыши:

Часы (сердито). Тик-так!

Тик-так! Тик-так!

Тик-так!

Мышь. Отчего сердиты так?

Часы. Что ж, не видите? От книг убежал вдруг ученик!

Бабушка рассказывает внуку о том, как трудно жилось доисторическому человеку без огня:

Бабушка.

...Твой предок ждал,

Чтоб молниею с неба

К нему огонь упал!

Охватывало пламя

Леса, и предок твой

Куски огня руками

Брал и тащил домой!..

Взволнованный и заинтересованный мальчик просит рассказать дальше. Вмешиваются часы. Стрелки вертятся в обратную сторону, и мальчик оказывается перенесенным в те далекие времена.

Заканчивается сценарий прославлением труда.

Наша мечта - сдержать обещание, данное Олеше: это его последнее произведение, написанное для мультфильма, воплотить на экране.

1965

Филипп Гопп

Летом 1935 года мне довелось жить вместе с Юрием Карловичем Олешей в Одессе, в "Лондонской" гостинице в одном номере.

Олеша писал сценарий "Прощальная улыбка". Не только название, но и тема сценария навеяны пушкинскими строчками:

И, может быть, на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Уже в самом названии сценария намечалась фаустовская тема: пожилой мужчина влюбляется в юную девушку. Олешу давно преследовала тема поздней и трагической любви. Было ли это следствием его возраста? Юрию Карловичу шел тридцать седьмой год. Знаю только, что образ старого доктора Гурфинкеля, влюбленного в молодую девушку Машу, фигурировал и раньше в рукописях Олеши. Были наброски для пьесы.

Я привез с собой свою старенькую пишущую машинку-трехрядку "Империаль". Олеша перепечатывал на ней страницы рукописи уже набело.

Я любил исподтишка наблюдать за Олешей, когда он работал. Делал вид, что читаю книгу, а сам нет-нет да посматривал на него. Олеша сидел за письменным столом у широкого окна, порой бросая взгляд на платаны бульвара и далее - на синюю бухту и стоящие на рейде корабли. Красивым жестом отводил Юрий Карлович руку с дымящейся папиросой, с царственной небрежностью сбрасывал пепел прямо на паркет, как-то по-особенному вкусно выпускал дым. Писал он чернилами, самой обыкновенной ученической ручкой. Я однажды спросил его: почему он не приобретет самопишущую ручку? Олеша ответил мне, что ему нравится процесс макания пера в чернильницу. Вот и сейчас он писал такой ученической ручкой, писал своим оригинальным, крупным, квадратным почерком. Напишет строчку, зачеркнет, напишет новую и часто, очень часто, написав на странице всего одну лишь строчку, зачеркивал ее и бросал страницу на пол. Я бережно собирал эти страницы, складывал их в стопку и прятал. Потом Олеша узнавал от меня, что есть много черновиков, и просил, чтобы я их показал. Просматривал и иногда говорил, что кое-что из этого можно взять в рукопись.