Воспоминания о России (1900-1932) - [34]

Когда пришло время идти домой, новый учитель предложил проводить нас. Было темно, и он держал зажженную свечу, чтобы освещать нам дорогу. Моя мама уже вошла в дом, и я собиралась последовать за ней, как он остановил меня и стал что-то шептать. Это была Пасхальная ночь, и на мне было белое платье. Он говорил что-то о том, как мне идет это платье. Я была изумлена, увидев так близко его полное ожидания лицо и глаза, старающиеся дать мне понять то, о чем я до сих пор не подозревала. Я не знала, что делать, что думать. Не могу сказать, что чувствовала себя в своей тарелке, я ощущала себя слегка виноватой по отношению к моей подруге Прасковье Федоровне — не успела та уехать на несколько дней, как я уже кокетничаю с новым учителем, который, как я знала, нравился ей самой. Но, в конце концов, что такого я сделала? Разве я хотела, чтобы так случилось? Разве я чем-нибудь поощряла его? Конечно, нет. Я спокойно поблагодарила его за прекрасный вечер, пожелала ему спокойной ночи и присоединилась к матери. Я успокоила себя мыслью, что он слишком много выпил.

В следующую четверть у меня был другой класс, оказавшийся трудным. Ученики были немногим моложе меня. Один из мальчиков по временам смущал меня, и вскоре я поняла, что он сильно влюблен в меня. Он краснел, делался неловким, а другие ученики смеялись над ним и начинали перешептываться, когда я входила в класс. Я терялась, старалась не смотреть на него, но я была учительницей, я должна была следить, чтобы его уроки были выучены, должна была задавать ему вопросы. Когда я это делала, раздавался взрыв смеха.

Однажды пришел завуч, чтобы призвать к порядку мой класс, и обратился ко мне со словами:

— Товарищ Татищева, я попросил бы вас быть более строгой с классом, такое поведение разрешать нельзя.

Иван был все еще влюблен в меня любовью молодого неиспорченного существа, только начинающего свою жизнь и, может быть, любящего в первый раз. Как я могла порицать его за это или не сочувствовать ему, если знала сама, какое мученье может принести первая любовь.

Однажды в летние каникулы Прасковья Федоровна, Балин и я предприняли прогулку в лес за несколько километров. Мы разожгли костер, и пока Прасковья Федоровна пекла картошку, Иван, захвативший ружье, позвал меня в лес, посмотреть, как он охотится на вальдшнепов. Мне это не понравилось, ноя не возражала. Через некоторое время мы остановились на поляне. Он стал подражать голосу вальдшнепа, и мы услышали, как птица отвечает. Он посмотрел на меня в молчании немного, а потом сказал, что любит меня и просит стать его женой.

Я не хотела показать, что была испугана, мы были далеко от всех в густом лесу, ни души рядом, и Прасковья Федоровна далеко. Что мне делать, что говорить? Мне пришло в голову, что если я откажу ему окончательно, он может обезуметь и застрелить меня. Он стоял в темноте ночи, ожидая моего ответа.

И тогда я придумала, как ответить. Я сказала:

— Мы поговорим сначала с матерью и спросим у нее совета. Сейчас я не могу сказать больше.

Мы поспешили к костру, который теперь только дымился. Я была рада снова оказаться рядом с Прасковьей Федоровной. Он был очень весел и в приподнятом настроении. Картошка испеклась и была изумительна — мы были очень голодны. Прасковья Федоровна была весела, она радовалась его хорошему настроению. Мы все трое решили, куда бы нас ни занесла судьба, прийти сюда снова в тот же день и час через десять лет.

В течение следующих нескольких недель я старалась держаться с Иваном холоднее, но не могла собраться с духом и сказать ему, что не выйду за него замуж. Он был очень упорным и держался не так, как русский в таких обстоятельствах, в нем не было и тени униженности. Наверное, я причинила ему лишние страдания, не отказав сразу, но у меня не хватило на это мужества.

В течение летних каникул мы могли больше времени проводить с бабушкой. Мама читала ей вслух — у бабушки ослабло зрение. Мы сидели, разговаривали и строили планы на будущее. К моему большому удовольствию, все были согласны, что с нас достаточно жизни в деревне, никому не хотелось думать еще об одной зиме там. Мы решили покинуть Советский Союз совсем. Эта огромная страна, прежде называвшаяся Россией, перестала быть ею. Мы ничего не теряли, покидая ее. Борьба за приличное существование была слишком тяжела, а постоянный страх, в котором мы жили, было трудно переносить. Мы решили любой ценой перебраться за границу. Многим из наших друзей удалось это сделать, мы постоянно слышали, что та семья или эта добралась до Парижа и обосновалась там. Мы знали, что нелегко получить разрешение уехать, но как бы ни было это трудно, мы собирались вновь и вновь повторять попытки, пока не достигнем желаемого. Сначала же мы должны вернуться в Москву. И мы отправились обратно. Ивана Балина не было, когда мы уезжали. Позже, когда учебный год уже начался, мы вернулись, чтобы забрать вещи, и застали его в ужасном состоянии — бледного, худого, как будто он перенес тяжелую болезнь. Я спросила, что с ним, но он ответил что-то неопределенное. Я чувствовала, что он тоскует, и я в этом виновата, я ввергла его в это состояние. Он сказал мне, что много бродит по округе, обследует окрестные места, чтобы забыться. Мне было очень жалко его, но я не знала, что сказать в ответ.