Воспоминания о народном ополчении - [38]
Полная темнота, которая окружала нас, не столько заставляла нас поминутно настораживаться, прислушиваться к различным неожиданным звукам, сколько мешала нам различать местность.
Когда мы проходили большое поле, то увидели, что по какой- то дороге, которая шла через него, идут машины с включенными фарами. Это были немецкие машины. Затем мы услышали лязг гусениц. От машин до нас было довольно далеко, зато от того места, где мы стояли, до опушки леса, казалось, совсем близко.
Мы решили бежать. Расстояние до леса, которое казалось нам небольшим, оказалось значительно большим, чем мы сначала думали. Особенно затруднила наше движение полоса неубранного льна: когда мы бежали по льну, то казалось, что кто-то хватает нас за ноги.
Пробежав это льняное поле, мы выбились из сил и, войдя в лес, остановились, с трудом переводя дыхание. Нам казалось, что немецкие машины заметили нас и приближаются, но мы были теперь в лесу и чувствовали себя в безопасности. Остаток ночи мы шагали по лесу, наткнулись на речку шириной метров 20 и, идя вдоль ее берега, отклонились куда-то на юг. Наконец мы добрались до какой-то мельницы и перешли на другую сторону речки.
Теперь мы совсем не знали, куда нам идти. К концу этой ночи мы поняли, что передвигаться в темноте по незнакомой местности без карты нельзя.
Утром 13 октября мы остановились в какой-то небольшой деревне. Немцев в ней еще не было. Мы подошли к одному из домов и попросили разрешения отдохнуть с пути. Нас впустили.
Когда в июле и августе мы подходили к домам и просили продать нам молоко, мед, какие-нибудь овощи, то нередко встречали не слишком радушный прием. У меня даже сложилось впечатление, что смоленские люди не слишком гостеприимны. Но теперь, в эти дни, мнение мое совершенно изменилось: нас пускали в любой дом, давали нам отдохнуть, охотно разговаривали с нами, указывали нам путь, предупреждали, где и в какой деревне находятся немцы. Относились к нам сочувственно, с каким-то теплом. Не боялись понести от немцев наказание за то, что давали нам приют; а немцы запрещали это делать под страхом суровых кар, которые доходили до сожжения домов и других, более зверских, репрессий. И, несмотря на это, местное население относилось к нам, как к родным. Вот, когда я вспомнил и оценил русскую пословицу "Друга узнают в беде”. Без этой бескорыстной помощи жителей смоленских деревень погибли бы десятки тысяч бойцов и командиров, которые в суровых условиях осени 1941 года пробирались по оккупированной территории к Красной Армии. В этой помощи большая заслуга Смоленской области перед нашей Родиной и далеко не единственная за период Отечественной войны.
Отдохнув до половины дня и поблагодарив гостеприимных хозяев, мы пошли дальше по указанному ими направлению. Мы шагали по проселочной дороге, стараясь по возможности быть незамеченными. Увидев по дороге селения или какие-нибудь строения, мы обходили их лесом или подальше отклонялись в поле.
На этих дорогах мы были не одни: часто по пути, обгоняя нас или, наоборот, двигаясь медленнее нас, попадались нам одиночные бойцы, а порой и небольшие группы от 3-5 человек до 15-20. Дороги, по которым мы шли, были небольшими сельскими проселками, протянувшимися от одной деревни до другой.
В эти дни погода стояла теплее, снег таял, и дорога превращалась в месиво грязи. Грязь очень затрудняла наше движение: она налипала на сапоги, образуя на каблуках пирамидальной формы лепешки, которые очень мешали идти, и которые часто приходилось счищать.
Если эта дорожная грязь и эта непроходимость дорог затрудняли наше движение, то они одновременно и облегчали его, так как немцы в этот период были вынуждены двигаться по шоссейным дорогам, и мы были в значительной мере гарантированы от встречи с ними.
Эта непролазная грязь грунтовых проселочных дорог определила направления, по которым вынуждена была двигаться немецкая армия после прорыва Западного фронта в начале октября
1941 года, и облегчила тем самым организацию обороны Москвы на рубежах Волоколамск-Можайск, где немецко-фашистская армия была остановлена на больших шоссейных дорогах благодаря героическим подвигам войск генерала Говорова, генерала Панфилова, которые хорошо описаны в нашей литературе.
Мы каждый день проходили не менее 30-40 километров, но прошли расстояние до Можайска только в 5 дней, хотя оно по прямой составляло не более 120 километров от места, где мы отстали от генерал-майора Козлова.
Происходило это по двум причинам: во-первых, мы не имели карты и нередко уклонялись в сторону, натыкаясь на препятствия в виде речек; и, во-вторых, нам нередко приходилось обходить те места, где, по рассказам местных жителей, уже были немцы.
Все это сильно удлиняло наш путь. Мы старались двигаться как можно быстрее, напрягая все свои силы. От того, как скоро мы подойдем к Можайску, зависела возможность перейти фронт. Мы понимали, что пока еще сплошной линии фронта нет, но что она могла образоваться в ближайшие дни. Поэтому скорость нашего движения в значительной мере решала нашу судьбу и судьбу всех тех, кто рядом с нами так же, как и мы, двигался в сторону Москвы, в сторону Можайска.
